Эти сны?

С тех пор ночь за ночью в своих снах я встречаюсь с ней. Так быть вместе навеки, чтоб нам в небесах птиц четой неразлучной летать, так быть вместе навеки, чтоб нам на земле раздвоенною веткой расти! Это продолжается уже почти два года. На службе во дворце, возвращаясь к себе, я наблюдаю, как проходят чередой времена года, я не могу думать ни о чём другом. Я только и делаю, что мечтаю: пусть мои сны станут когда-нибудь явью. Моё сердце неспокойно, а тело ослабло, вот я и возложил все свои надежды на это паломничество».

Дочь министра внимательно слушала его рассказ. Он думал, что это только его любовь, что это лишь клятва, данная во сне, он то плакал, то смеялся. Всё-таки сон это или явь? Она не могла совладать с душевным волнением, ей захотелось раздвинуть сёдзи и встретиться с тем, кому она ночь за ночью давала клятву любви, но ведь женщина не должна так поступать, и ей пришлось замкнуться в своём сердце.

Теперь дочь министра потеряла надежду. Раньше она видела мужчину во сне и не могла забыть его. Теперь она услышала его рассказ о такой же любви, она видела его… И теперь мир без него был для неё пуст, жить без него она не могла. Но она не знала сердца этого человека, она не могла войти к нему, заговорить, сблизиться с ним. Посмотрела на него — вот и вся встреча. Уж лучше стать ныряльщицей в будущей жизни и тогда уже никогда не расставаться[484]. Дочь министра решилась умереть.

После того как ушла из жизни её мать, она во всём полагалась на отца. Он так о ней заботился, что теперь она считала: умереть раньше родителя будет большим грехом и омрачит её будущий путь. Он ведь не может знать, что её земная жизнь уже закончена, и будет ждать её завтра, а когда узнает, что её нет, как он станет печалиться! Но она решилась. Она загрустила, вспоминая в первую очередь о тех, кто, верно служил ей все эти годы, она вспомнила и о принцессе — жрице Камо, об императрице, обо всех остальных принцессах. Досадно, что поползут пустые слухи. У дочери министра имелось много причин для нерешительности, но надежда на то, что в будущей жизни она сможет соединиться с любимым, пересилила всё.

Она зажгла потухший светильник и написала записку отцу. Из-за слёз слова расплывались у неё перед глазами.

Не вздыхай.

Ведь всем суждено

Растаять, подобно росе.

Вот и закончилась жизнь-роса

Твоей маленькой травинки.

Понемногу рассвело. Тюнагон-но Кими и другие читали сутры, тихо шептали молитвы, наслаждались забрезжившим над горами и водами рассветом. Если бы только они узнали хоть малую толику того, что было у неё на сердце, как все они, начиная с кормилицы Бэн, опечалились бы, — дочери министра стало очень грустно. И всё же ей довелось не только увидеть своего избранника под сенью сна, но и узнать, что и в его сердце было то же, что и в её. Не иначе как это был знак того, что сама Каннон поведёт её в будущую жизнь. Она больше не колебалась. Конечно, умереть раньше родителей — грех, но ведь она сможет соединиться с любимым в Чистой земле, она снова и снова молилась, чтобы возродиться с ним на одном цветке лотоса. Об этом она и мечтала. А её сердце сжималось от грусти.

Пока солнце не поднялось высоко, следовало поскорее отправиться в обратный путь. Престарелая кормилица брата-настоятеля жила неподалёку от моста Сэта. «Невозможно отказаться от такой нечаянной радости. Это ведь так близко от вашего пути, если бы хоть разок взглянуть на вас! Обязательно зайдите. Дальше можно будет продолжить путь в экипаже», — настойчиво просила кормилица.

Для человека с такими намерениями, как у дочери министра, это было прекрасным предлогом, чтобы оказаться у воды. «Как овца на закланье»[485], — думала она. Чем ближе она подходила к мосту, тем больше страшилась она воды. Какие грехи влекли её ко дну? Как и следовало ожидать, сейчас, на пороге смерти, она снова и снова думала о том, как печальна эта дорога, если вступаешь на неё раньше родителей. Она прочла: «Ты не знаешь своего пути…»[486]. Ей вспоминались грустные примеры из прошлого. Из глаз полились слёзы, которые она старалась спрятать от своих спутников. Примерно на середине моста она растерялась, сомневаясь, что делать, и вдруг — бросилась вниз. Кормилица Бэн и все остальные потеряли голову: «Ах, что она сделала!» Остановить слёзы было невозможно. Однако спутникам даже не пришло в голову прыгнуть за ней в воду. Не зная, как помочь госпоже, они заголосили, насколько хватало сил.

В этот момент появилась красивая лодка со многими людьми в охотничьих костюмах. Они были поражены плачем и стенаниями женщин. Обнадёженные их приближением, женщины не умолкая кричали: «Она кинулась в воду! Помогите!» Их было ужасно жаль, мужчины бросились в реку и спасли дочь министра.

Утопленница была спасена, ведь «Волны не смогут поглотить лодку…»[487]. Удивительное дело: её одежды были совсем сухими, будто их долго-долго сушили.

Тот самый вельможа, закончив этим утром семидневное затворничество, уселся в лодку и,