Но сейчас кладовая предстала перед ней ободранной и голой. Весь запас съестного — пузырь индюшачьего жира.

На кухне Саулина увидела небольшую горку капустных кочанов. Капусту варили, потом тушили в жиру, смешивали с полентой или с хлебным мякишем. Это, с позволения сказать, кушанье было единственной пищей для крестьян на много недель, а может, и месяцев. Все свидетельствовало о голоде, страхе и грабежах. Вооруженные люди в мундирах самых разных армий воевали друг с другом, по очереди занимая пьедестал победителя, но все с редким единодушием разоряли окрестные деревни.

Саулина жила в ожидании кареты от мадам Грассини, чтобы ехать в Милан, а сама потихоньку скармливала младшему брату и сестренке те лакомые кусочки, которые дон Джузеппе каким-то чудом умудрялся для нее доставать. Она не могла есть, а вся деревня тем временем завидовала ее привилегированному положению. Но ей тоже было страшно: что, если волки нападут на лошадей во время путешествия? Ей уже пришлось выслушать немало страшных историй на этот счет. Она вздрагивала от холода и от страха, теплый плащ, подбитый куницей, не мог ее спасти ни от холода, ни от окружавшей ее нищеты и отчаяния.

* * *

Саулина была готова к отъезду. Карета остановилась на площади против церкви. У нее вырвался вздох облегчения. Она больше была не в силах выносить нищету, убожество, отчаяние, царившие в селении.

Пока Амброзио Виола, братья и сестры, дон Джузеппе и остальные жители селения собирались вокруг нее, чтобы попрощаться, возница, округлив глаза от волнения, прошептал ей на ухо:

— Разбойники!

При этом он улыбался.

Саулина хорошо знала Коломбано Гариболдо, кучера синьоры Грассини. Он был славным человеком, но отнюдь не героем. И если уж он с улыбкой сообщает ей о нападении разбойников, стало быть, у него не все в порядке с головой.

— Коломбано, что случилось?

Возница сунул руку в карман своей теплой шинели с пелериной и вытащил кошелек.

— Вот этот кошелек мне велели передать вам, — сообщил он возбужденным шепотом.

— Кто дал вам кошелек?

— Рибальдо, лесной разбойник из Лорето.

Саулина убедилась, что кошелек битком набит золотыми монетами.

— Разбойники дали вам эти деньги? — переспросила она. — Для кого?

— Для вас, — подтвердил Коломбано, радостно кивая.

— Для меня?

Нет, он точно сошел с ума.

— Он сказал, — объяснил кучер, — «Отдайте эти деньги мадемуазель Саулине Виоле, чтобы она позаботилась о нуждах своей семьи и односельчан».

Саулина давно разучилась верить в благородных разбойников, отнимающих у богатых, чтобы раздать бедным.

— Он так прямо и сказал? — растерянно переспросила она.

— Этими самыми словами, — заверил ее Коломбано.

Саулина передала кошелек дону Джузеппе.

— Я уверена, что вы сумеете использовать эти деньги во благо всей деревне, — сказала девушка.

— А вдруг это и впрямь бандитское золото? — заколебался священник.

— А вдруг это знак божественного Провидения? — лукаво спросила Саулина.

Старый священник огляделся и увидел надежду в глазах своих прихожан. Даже воздух вокруг стал как будто теплее и светлее.

— Господь вознаградит вас за это, — сказал дон Джузеппе.

Саулина попрощалась с родными, поцеловала руку священнику и отправилась в Милан.

Туман окутывал лес подобно белой вуали новобрачной, деревья, покрытые инеем, застыли как привидения. Толстые стволы казались сказочными сахарными великанами. Туман заглушал стук копыт, карета катилась бесшумно, будто сама собой.

Саулина поежилась: в этом молчаливом продвижении было что-то жуткое. Она поплотнее закуталась в теплый куний мех и попыталась найти объяснение странному появлению кошелька с золотыми монетами.

— Рибальдо, — прошептала она.

Ей вспомнился бандит в маске, который много лет назад напал на карету Джузеппины Грассини. Тот молодой человек командовал лесными хищниками, грабителями с большой дороги, но он вел себя так, что она не испугалась. И хотя в колледже ей подробно объясняли, какие злодеи орудуют в лесах Ломбардии и Венето, особенно после возвращения австрийцев и появления русских, Саулина не верила этим россказням. В глубине души она не слишком удивлялась тому, что разбойник Рибальдо решил помочь умирающим от голода крестьянам.

Только одного Саулина никак не могла понять: откуда этому Рибальдо известны ее имя и фамилия, откуда он узнал, что она находится в селении, ожидая, что за ней приедет Коломбано, возница Джузеппины Грассини, выехавший из Милана в день и час, известный только ему и его хозяйке.

Вдруг карета замедлила ход, лошади перешли на шаг и вскоре остановились.

Коломбано спрыгнул на землю и заглянул в окошко кареты.

— Извините меня, синьорина, необходимо починить колесо, — объяснил возница.

— Где мы?

— Примерно в миле от Лорето, — сказал Коломбано, умевший ориентироваться даже в густом тумане.

Саулина вздрогнула.

— Может, мне выйти? — предложила она.

— Синьорина, — сказал возница, — я все исправлю, но мне понадобятся кое-какие инструменты. Придется добираться до ближайшего жилья потихоньку. Здесь неподалеку находится гостиница Лорето, — посоветовал он. — Это приличное место, обслуживание хорошее. Вы могли бы переждать там, не страдая от холода.

— Так и сделаем, — решила Саулина.

Коломбано поклонился, сел на козлы, и лошади двинулись шагом.

«Гостиница Лорето», — подумала девушка. Именно там она и хотела остановиться. Ее не встревожила, а скорее приятно удивила та легкость, с какой по воле случая осуществлялись ее желания. Но вот был ли это действительно случай?

На площадке перед гостиницей лакей в зеленой ливрее спрыгнул на землю еще раньше, чем карета успела остановиться, распахнул дверцу и опустил подножку. Холод становился нестерпимым. Саулина вышла из кареты, не чуя под собой оледеневших ног. В тот самый миг, когда она подошла к дверям гостиницы, на пороге появилась женщина. Саулина ее узнала, хотя видела до этого всего один раз четыре года назад. А вот синьора Эмма, хоть и приняла ее с обходительностью, которой удостаивала лишь самых важных своих гостей, смотрела на Саулину так, словно видела ее впервые.

— Добро пожаловать, мадемуазель, — приветствовала она гостью, распахнув дверь. — Входите скорее, прошу вас. Какой ужасный холод!

В холле гостиницы пылал камин, подсвечивая красноватыми и оранжевыми бликами золоченые карнизы и лепнину на стенах.

— В такую погоду приятно разжечь огонь, — улыбнулась синьора Эмма, шевеля поленья кочергой, отчего из камина посыпался сноп золотистых искр.