— Вам, Скорцени, на случай, если этот правитель нарушит свои союзнические обязательства, надлежит подготовить военную операцию по захвату Замковой горы[230], — подчеркнул он. — Генеральный штаб предлагает осуществить там выброску воздушного десанта. Общее руководство всей операцией в Будапеште я поручаю недавно назначенному командиру корпуса генералу артиллерии Клеманну[231]. На время проведения данной операции вы входите в его подчинение. Однако ее подготовку вам следует начать немедленно, поскольку штаб корпуса еще только формируется.

Закончил свою речь Адольф Гитлер примерно такими словами:

— Для того чтобы вам легче было преодолевать трудности, связанные с подготовкой операции, вы получите от меня письменный приказ, предоставляющий вам далекоидущие полномочия.

Затем генерал-полковник Йодль зачитал перечисленные в приказе воинские формирования, поступившие в мое распоряжение, а именно: один парашютный батальон люфтваффе, 600-й парашютно-десантный батальон войск СС и один мотопехотный батальон, сформированный из курсантов офицерского училища, располагавшегося в Винер-Нойштадте[232]. Кроме того, в мое подчинение переходили две эскадрильи грузовых планеров.

— В ваше распоряжение на период проведения операции выделяется также один самолет из состава курьерской эскадрильи главной ставки фюрера, — закончил чтение приказа генерал-полковник Йодль.

Адольф Гитлер поговорил еще некоторое время с Риббентропом, интересуясь новостями, полученными из немецкого посольства в Будапеште. Они также свидетельствовали о том, что ситуация являлась крайне напряженной, и о том, что тогдашнее венгерское правительство нельзя было уже рассматривать как дружественное по отношению к странам оси.

После того как предназначенный для меня письменный приказ был подписан Адольфом Гитлером, его передали мне, и все начали расходиться.

— Я полагаюсь на вас и ваших людей, Скорцени! Удачи! — сказал фюрер и вышел.

Оставшись один, я перечитал врученный мне приказ и поразился тем, насколько большие возможности оказались в моих руках благодаря этому листу. Приказ был написан на так называемой государственной бумаге — в левом верхнем углу красовался тисненный золотом орел со свастикой, а ниже надпись: «Фюрер и рейхсканцелярия», набранная типографским шрифтом «Антиква». Дальше шел сам текст примерно такого содержания: «Штурмбаннфюрер резервных войск СС Отто Скорцени действует, выполняя персональный строго секретный приказ особой важности. Предписываю всем военным и государственным органам управления оказывать Скорцени всяческую поддержку и идти навстречу его пожеланиям». Я сказал «примерно» потому, что в водовороте событий 1945 года этот документ пропал, точнее, его украли вместе со всем моим багажом. Под текстом стояла дрожащая подпись главы германского государства.

«С таким документом в руках можно поставить на уши всю Великую Германию», — подумал я и тут же решил для себя, что буду использовать его лишь в случае крайней необходимости.

Честно говоря, я не очень верил в слепое послушание чиновников при виде «высочайшего» приказа. Мне больше нравилось понимание и, следовательно, добровольное исполнение моих требований. Забегая вперед, сразу скажу, что я воспользовался этой бумагой только один раз, а именно пару дней спустя в Вене. А дело было так.

Тогда у меня состоялся многочасовой разговор с одним подполковником из командования военным округом на предмет немедленной моторизации подчиненного мне офицерского училища в Винер-Нойштадте и других частей. Он потребовал просмотреть списки личного состава, сравнить грузоподъемность и многое другое, а меня мучил голод.

— Не могли бы вы организовать для меня пару сосисок или чего-нибудь мясного? — попросил я своего собеседника. — А то позже мне будет не до еды.

— Охотно, только дайте мне ваши талоны на получение мяса, — ответил он.

Когда я пояснил ему, что забыл такую «важную часть моего боевого оснащения», как талоны на питание, но очень хотел бы утолить свой голод и был бы ему весьма благодарен, если он раздобудет для меня пару венских сосисок без талонов, то услышал в ответ:

— Нет, к сожалению, это абсолютно исключено. Такое наша офицерская столовая позволить себе не может.

Вот тогда мне и захотелось испытать волшебную силу своих чрезвычайных полномочий, а особенно подписи на имевшемся у меня приказе. Без лишних слов я залез в свой портфель и положил бумагу перед офицером на стол. Лишь только взглянув на приказ, подполковник тут же изменился в лице.

— Конечно! Само собой разумеется! Сейчас все организуем! Унтер-офицер Л.! Немедленно принесите из офицерской столовой пару сосисок! — крикнул он в фойе.

Я, естественно, поделился этим перекусом, принесенным «по высочайшему повелению», с верным своему долгу подполковником.

Но эта история случилась уже позже, а тогда, после получения приказа, несмотря на то что часы показывали два часа ночи, мне предстояло решить несколько срочных вопросов. Еще два дня назад я на всякий случай перевел истребительную часть «Центр», бывший 502-й егерский батальон, в состояние полной боевой готовности и знал, что даже в такой поздний час гауптман фон Фелькерзам находится на связи в ожидании моего звонка. С Фриденталем меня соединили немедленно.

— Алло! Фелькерзам! Я только что получил новое ответственное задание. Записывайте! Усиленную первую роту надлежит сегодня же в восемь часов утра переместить на берлинский аэродром Гатов. С собой иметь тройной боекомплект. И не забудьте снаряжение для четырех саперных подрывных групп. Выдать сухой паек на шесть дней. Командование данным отрядом возлагаю на обер-лейтенанта Хунке. О месте назначения узнаете у командира эскадрильи Ю-52. Сам я вылечу отсюда как можно раньше и еще до десяти часов утра буду на производственном летном поле компании «Хейнкель» в Ораниенбурге. Там вы меня и подберете. Через два часа выдвигаемся дальше. Вы, Радл и Остафель летите со мной. Есть вопросы? Нет? Тогда до встречи! Наш девиз прежний — «Сделаем легко!».

Я знал, что с этой секунды во Фридентале все пришло в движение. Тогда мне и пришло в голову кодовое наименование предстоящей операции, которую захотелось почему-то назвать «Панцерфауст»[233], а вот дать указание прихватить с собой это недавно введенное в войска новое оружие я забыл.