на привлечение бывшего военного министра генерала Сухомлинова к расследованию причин неудовлетворительного снабжения армии.

Это было началом той цепи событий, которая привела генерала Сухомлинова к преданию суду и осуждению, состоявшемуся, однако, только в 1917 г., уже при Временном правительстве.

Так как можно было ожидать со стороны Государственной думы выпадов по адресу Распутина, то обстановку постарались смягчить отправкой этого вредного временщика на родину, в Сибирь. Удаление Распутина приписывалось энергии и влиянию нового обер-прокурора Святейшего Синода Самарина.

Но перемены, происшедшие в составе правительства, и те небольшие политические уступки, которые были одновременно сделаны, не удовлетворили общественное мнение. Уже первые заседания Государственной думы должны были убедить правительство в том, что она готова оказать поддержку и содействовать власти лишь при условии дальнейшего выполнения этою властью известных политических требований, признававшихся необходимыми для доведения войны до благополучного конца. На основе поддержки этих требований сошлось большинство центральных фракций Думы, составивших впоследствии думский «прогрессивный блок»[135]. Самым главным требованием этого блока явилось составление правительства, «пользующегося доверием страны». Столь расширенная формула данного требования была принята в результате желания учредителей блока дать возможность войти в него всем тем, кто не признавал возможным или еще не решался требовать ответственного перед Государственной думой правительства.

Вокруг прогрессивного блока сгруппировались почти все думские партии, за исключением крайне правых и крайне левых, оставшихся в стороне. К блоку примкнули также и некоторые члены Государственного совета; равным образом он пользовался поддержкой и некоторых более прогрессивных министров во главе с А. В. Кривошеиным. Таким образом, блок составил мощную силу, с которой нельзя было не считаться. Внешним выражением стремлений блока сотрудничать с властью явилось вхождение его лидеров в Особое совещание по обороне, о коем мною упоминалось уже выше.

Очевидно, что, опираясь на это прочное думское большинство, власть, если бы захотела, могла вызвать к жизни новые народные силы и получить позднее существенную помощь в борьбе с революционными течениями.

Но принять требование «министерства доверия» — значит прежде всего устранить себя. Так должен был оценивать положение И. Л. Горемыкин.

Перемена председателя Совета министров и политики, им осуществляемой, не могла быть приемлема и для царя, и для царицы, мечтавших, более чем когда-либо, о восстановлении в чистом виде самодержавия. Среди правых акт 17 октября стал уже громко называться «потерянной грамотой».

Как раз в этот период времени в царской семье с тайного благословения удалившегося к себе на родину Друга — «старца» Григория Распутина — разрешался также вопрос о возложении государем на себя обязанностей Верховного главнокомандующего действующими войсками. Мы видели, что это также делалось отчасти во имя торжества принципа самодержавия. Когда престол и отечество в опасности, место самодержавного царя во главе войск. Предоставить это место другому — значит нарушить волю Божию…

При таких условиях, чтобы ослабить значение прогрессивного блока, Горемыкин пытался беседами с отдельными лицами, входившими в этот блок, расколоть его на части и в противовес ему образовать блок правых. Когда же это не удалось, то председателем Совета министров уже в середине августа был испрошен роспуск Государственной думы, намечавшийся к исполнению на 3 сентября.

Добиться роспуска Думы было нетрудно ввиду упомянутого выше настроения императора Николая и того обстоятельства, что в прогрессивном блоке решение государя вступить в командование армиями было очень непопулярно.

В дальнейшем обратный перелом во внутренней политике правительства пошел все усиливающимся темпом.

В конце августа стало известно, что в столицу вернулся Распутин и снова ласково был принят императрицей. Несколько раньше этого внезапно был уволен товарищ министра внутренних дел генерал Джунковский — лицо очень близкое к царю, навлекшее на себя недовольство за попытку раскрыть глаза государю на безобразное поведение Распутина в ночных притонах.

Вслед за тем началось постепенное увольнение министров, призванных к власти в кратковременный период стремления к сближению ее с общественностью, затем очередь настала и для тех министров, кои в августе 1915 г. подписали письмо государю с выражением сомнения в полезности смены Верховного главнокомандования.

ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ ВТОРОЙ

В год вступления в Верховное главнокомандование действующей армией императору Николаю II исполнилось всего 47 лет. Он был в расцвете сил и здоровья.

Большинство фотографий дают довольно верное представление о внешности и фигуре последнего русского монарха; они не передают только особенностей выражения его глаз и загадочности той полуулыбки, которая почти всегда блуждала на его губах.

Государь был невысокого роста, плотного сложения, с несколько непропорционально развитою верхнею половиной туловища. Довольно полная шея придавала ему не вполне поворотливый вид, и вся его фигура при движении подавалась как-то особенно, правым плечом вперед.

Император Николай II носил небольшую светлую овальную бороду, отливавшую рыжеватым цветом, и имел серо-зеленые спокойные глаза, отличавшиеся какой-то особой непроницаемостью, которая внутренне всегда отделяла его от собеседника. Может быть, это впечатление являлось результатом того, что император никогда не смотрел продолжительно в глаза собеседнику, с которым говорил. Его взгляд или устремлялся куда-то вдаль через плечо собеседника, или медленно скользил по всей фигуре последнего, ни на чем особенно не задерживаясь.

Все жесты и движения императора Николая были очень размеренны, даже медленны. Эта особенность была ему присуща, и люди, близко знавшие его, говорили, что государь никогда не спешил, но никогда и не опаздывал.

Император Николай II встречал лиц, являвшихся к ему, хотя и сдержанно, но очень приветливо. Он говорил не спеша, негромким, приятным грудным голосом, обдумывая каждую свою фразу, отчего иногда получались неловкие паузы, которые можно было даже понять как отсутствие дальнейших тем для продолжения разговора. Впрочем, эти паузы могли находить себе объяснение и в некоторой застенчивости и внутренней неуверенности в себе. Эти черты государя выявлялись и наружно нервным подергиванием плеч, потиранием рук и излишне частым покашливанием, сопровождавшимся затем безотчетным разглаживанием рукою бороды и усов. В речи императора Николая слышался едва уловимый иностранный акцент, становившийся более заметным при произношении им слов с русской буквой «ять».

В общем государь был человеком среднего масштаба, которого, несомненно, должны были тяготить государственные дела и те сложные события, которыми полно было его царствование. Безответственное и беспечное житье, мне думается, должно было бы более отвечать его внутреннему складу. Простой в жизни и в обращении с людьми, безупречный семьянин, очень религиозный, любивший не слишком серьезное чтение, преимущественно исторического содержания, император Николай, безусловно, хотя и по-своему, любил Россию, жаждал ее величия и мистически верил в крепость своей царской связи с народом. Идея незыблемости самодержавного строя в России пронизывала всю его натуру насквозь, и наблюдавшиеся в период его царствования отклонения от этой идеи в сторону уступок