class="p1">— Маленький городок. Недалеко от Хаддлстона, это г* большой город.

— Ах, Хаддлстон, да… — сказала миссис Доуэрти.

— Туда ездят кататься на лыжах. Может быть, и ы ездили?

Миссис Доуэрти засмеялась.

— Нет, я не катаюсь на лыжах, — сказала она, отх- ’бнула кофе и тут же вскочила, услышав щелчок тостера. Она подала два куска поджаренного хлеба, пододвинула к нему масленку и баночку с апельсиновым джемом, снова села. Он намазал хлеб маслом. Она спросила — А что вы делаете в вашей мастерской, мистер Брум?

— Всякие деревянные поделки.

— Мебель?

— Ну, скорее другое. Конечно, мелочь — вроде скамеечек и приставных столиков — это мы делаем. Но основное — это салатницы, кухонные доски, деревянная посуда… Ну, знаете, такая всякая мелочь. Брат еще занимается резьбой по дереву.

— Ну, прямо замечательно, — воскликнула миссис До- уэрти. — И вы все это привозите сюда в город и здесь проддрте?

— Там мы тоже продаем, но мало, там это невыгодно, — сказал он. — Летом — другое дело, многие ведь ездят, кто-то интересуется кустарными изделиями. И к нам заходят, покупают. Ну, а зимой, — что ж, одни лыжники приезжают, не за этим. Если и зайдут, то только в слякоть, когда кататься нельзя. Вот поэтому я и привожу все сюда, три-четыре раза в год. Большей частью, конечно, зимой. — Он помолчал. — В этом году первый раз приехал в феврале.

— Вот как?

— Да, вот так уж.

— Ну, и как вам тут нравится?

— Ну, холода и тут хватает, — сказал он и засмеялся. Ему было уютно. Он откусил кусок хлеба, взял чашку с кофе и спросил — Кстати, который час?

— Восьмой, — ответила она.

— Вот это я проспал! — он снова засмеялся.

Стоит ли спросить ее о полицейском участке?

— А вы когда обычно встаете?

— Дома? В Кэри?

— Да.

— Да знаете, мама поднимается рано. Как рано ни встанешь, а она уже возится на кухне. У меня отец работал на железной дороге, уходил рано, вот она и привыкла так вставать. В пять-полшестого она уж на ногах. Мой братишка спит чутко, да и спальня у нас общая. Домик у нас маленький, прямо скворечник. Ну, и как она начнет возиться, он тут же просыпается. Значит, и мне вставать, делать нечего. Вот как у нас, — сказал он и снова засмеялся.

— Вы так славно от души смеетесь, — произнесла миссис Доуэрти. — Большие мужчины так смеются.

— Да?

— Это мое наблюдение.

Он подумал, что сейчас самое время спросить про полицейский участок. Но и не хотелось встревожить ее. Он отпил кофе, вытер губы и надкусил второй кусок.

— Я вам должен заплатить за прошлые сутки, — сказал он. — Вы же помните, тогда я заплатил только за день перед.

— Да, да.

Он полез в карман за бумажником, но она тут же остановила его:

— Ну-ну, сначала допейте кофе. Деньги не убегут.

— Спасибо, мэм, — поблагодарил он, улыбнувшись, и надкусил второй кусок.

— Сколько вам лет, мистер Брум? — спросила она. — Ничего, что я об этом спрашиваю?

— Ну, что вы, мэм. В мае будет двадцать семь. Двенадцатого мая.

— Я так и думала. А вашему брату?

— Ему двадцать два. — Он помолчал. — А завтра ведь Налентинов день, вы помните?

— Мне «валентинок» не присылают.

— Ничего нельзя знать наперед, миссис Доуэрти, — озразил он. — Сейчас пойду и первым делом пошлю маме.

— Как это хорошо! — воскликнула миссис Доуэрти. Она «молчала и, беспомощно улыбнувшись, сказала — У нас детей не было.

— Как жаль слышать, мэм.

Она кивнула. Он допил кофе, достал бумажник и подал гй пятидолларовую бумажку.

— Сейчас дам вам сдачу, — сказала она. Он встал из-за < тола, пока она ходила в другую комнату за сумочкой. Он решил, что не будет спрашивать у нее, где находится полицейский участок. Не хочется расстраивать ее, тем более, что она, кажется, расстроилась, вспомнив, что у псе нет детей, и никто ей не пришлет «валентинки» с поздравлениями, вот как он своей матери. Он подумал, получит ли его мать открытку вовремя. Наверное, да. Если он сейчас купит открытку — первым делом, еще до полиции, и тут же ее отправит, — мама, точно, получит ее завтра же утром.

— Вот, мистер Брум, — сказала она, войдя в кухню и протягивая ему долларовую бумажку. Он положил ее в бумажник, спрятал его и надел пальто.

— Надеюсь, что когда вы снова приедете, остановитесь опять у меня, — сказала она.

— Конечно, мэм, обязательно.

— Вы такой славный молодой человек, — сказала она.

— Спасибо вам, мэм, — проговорил он, смутившись.

— У нас тут… — начала она, но потом замолчала и покачала головой.

— Я приду еще уложить вещи, — произнес он.

— Да, конечно, не торопитесь.

— У меня еще несколько поручений есть.

— Не торопитесь, — повторила она и проводила его до двери.

Аптека находилась на углу Эйнсли-авеню и Одиннадцатой Северной улицы. Вдоль левой стены шла закусочная стойка. Остальное место было предоставлено лекарствам и всякой всячине. Стеллаж с дешевыми книжками в кричащих пестрых обложках стоял перед полкой с грелками. Чуть дальше, отстранившись от расчесок и спринцовок, виднелся еще стеллаж с поздравительными открытками.

Он прошел мимо книг (одна, особо цветистая — «Как заниматься этим в самолете», — бросилась ему в глаза) и подошел к открыткам. Поздравления с днем рождения были тщательно рассортированы — «Сыну», «Дочери», «Маме», «Отцу», «Брату», «Сестре», «Дедушке», «Бабушке» и другим родственникам. Он быстро просмотрел их, бегло глянул на «Соболезнования», «Годовщины» и «Новорожденных» и перешел к последнему разделу, посвященному целиком валентинкам. С каждым годом становилось все больше и больше комических открыток. Ему они совсем не нравились. Чаще всего до него даже не доходил этот юмор. Он поднял глаза на надписи над вертикальными рядами. Оказалось, и тут была своя классиффикация, почти как для дней рождения. Были валентинки для «Возлюбленных», «Жен», «Мужей», «Матерей», <(Ртцов». Дальше он не стал смотреть, ему надо было выбрать открытку для мамы. Он не мог решить, какую из двух-трех открыток взять, но тут увидел красивую открытку с алым сердцем (аппликация из атласа) и розовыми лентами, струящимися прямо из него. Наверху наискось изящным золотым шрифтом — «Мамочке». Он раскрыл карточку и начал читать небольшое стихотворение внутри. Иногда открытка красивая, а слова — никуда не годятся. Тут надо смотреть внимательно. Он прочитал стишок, прочитал второй раз, перечитал его в третий раз, мысленно проговаривая его и стараясь уловить ритм. Сколько же может стоить эта карточка? Ему понравился и стишок и ритм, но и лишнего не хотелось платить. Он подошел к кассе. Цветная девушка сидела за ней, читая журнал.

— Сколько стоит эта открытка? — спросил он.

— Сейчас посмотрим, —