Рисуя жизнь деревенского помещичьего дома этого периода, мы прежде всего представляем вельмож, наполняющих сельские дворцы картинами из Италии, мебелью из Франции, изданиями итальянских, французских или латинских авторов, которых они не только собирали, но и читали, – мы представляем тех людей, которых молодой Вольтер во время своего посещения Англии в 1726-1729 годах противопоставлял французской знати как покровителей литературы и науки. Среди них были лорды, занимающиеся философией, подобно третьему графу Шефтсбери, ученые государственные мужи, вроде Сомерса и Монтегю, величайший из всех собирателей древностей Роберт Харли, который, правда, будучи «главной опорой нации», был слишком занят, чтобы самому отыскивать книги и манускрипты, но зато повсюду имел для этой цели частных агентов. Лорды из клики вигов и их сторонники и враги в Вестминстере и Сент-Джеймсском дворце, будучи сельскими джентльменами по рождению или сделавшись таковыми, гордились своими сельскими жилищами, в которые всегда, по крайней мере на словах, стремились вернуться замученные заботами государственные деятели.

Лондонский сезон заканчивался в начале июня, когда светские люди разъезжались по своим поместьям или отправлялись в Бат. Более длительное пребывание в городе разорило бы многие семьи, которым приходилось делать большие усилия, чтобы привезти своих дочерей в Лондон на ярмарку невест, в то время как их соседи должны были довольствоваться столицей графства или рядом таких сельских визитов, которые женщины могли совершать летом в карете, а на Рождество, когда тропинки были покрыты грязью, – верхом, сидя на седле позади своих братьев.

Мэри Уортли Монтегю, блестящая ученая женщина, в письме осуждает сквайров одного из южных графств за «равнодушие ко всем другим удовольствиям», кроме бутылки и охоты. «Бедные женщины в такой семье редко могли воспользоваться каретой, а их мужья и повелители не нуждались в каретах, так как утро они проводили среди охотничьих собак, а ночи – с весьма похожими на последних по своей натуре грубыми собутыльниками за тем напитком, который могли достать». Однако в том же письме она не только осуждает, но и хвалит общество сквайров Нортгемптоншира. Не менее реальным, хотя и более редким, чем мужиковатый западный сквайр, был ученый сельский джентльмен.

Несмотря на это, когда перелистываешь сотни писем зажиточных джентри времен королевы Анны, остается впечатление, что эти люди не были ни сельскими учеными, ни деревенскими мужланами. Мы знакомимся с подлинными мыслями сквайров, которые озабочены состоянием своих счетных книг, замужеством дочерей, долгами и деятельностью своих сыновей. Они занимались и своими имениями, и делами графства. Они интересовались своими стадами и прудами несколько больше, чем своими книгами, живя, как мы можем полагать, здоровой и полезной жизнью, наполовину общественной, наполовину частной, с достаточным досугом, естественно и достойно. Многим из зажиточных помещиков, судя по их письмам и дневникам, их имения приносили ежегодно несколько тысяч фунтов дохода.

В одном отношении расходы, требуемые от сельского джентльмена, богатого или бедного, были очень малы. Тогда не считалось обязательным посылать сыновей в дорогостоящие патрицианские школы. В ближайшей местной школе дети сквайра сидели рядом с предназначенными для духовной карьеры сыновьями йоменов или лавочников. Иногда юных джентльменов учили дома приходские священники, а в более богатых семьях – частный капеллан. Когда приглашался специальный наставник, им часто являлся гугенотский беженец, так как страна была полна образованными людьми этого типа, радушно принимаемыми заботливыми родителями за их французский язык, а в семьях вигов – и из уважения к их страданиям и их принципам. Итон, Винчестер и Вестминстер, правда, пользовались покровительством значительной части аристократии, но далеко не всей. И даже в Вестминстере можно было встретить в конце царствования Анны «дома, в которых мальчики платили 20 фунтов в год за содержание и только 5 или 6 гиней за обучение». Школа в Харроу, основанная при Елизавете для удовлетворения местных и плебейских нужд, при Георге I стала выдвигаться в разряд фешенебельных.

Из этого следует, что если в наши дни джентльмен среднего достатка считает себя обязанным истратить шестую часть своего дохода на образование одного мальчика, то в те времена он мог довольствоваться затратой одной сотой части дохода. Сквайр Моулзуорт, например, имея доход около 2 тысяч фунтов, платил за каждого из своих сыновей по 20 фунтов в год – включая питание, обучение, одежду и все прочие издержки. Его тяжелые родительские обязанности начались только тогда,когда оба юноши оставили школу и младший пошел в армию. Тут уже «Дика нужно было снабдить сотней фунтов, без которых он не мог сделать шага. Он должен был купить и лошадей, и одежду, и экипаж». А так как «он не попал в список офицеров, убитых в недавней блестящей битве при Бленхейме или во время какого-нибудь отчаянного штурма Лилля», что было бы печальной экономией, то Дик продолжал в течение многих лет быть причиной все возрастающих расходов и гордости своего йоркширского дома.

Старший сын Джек избрал дипломатию, не менее дорогой способ служения государству. В 1710 году отец пишет: «Я действительно думаю, что двое наших сыновей истратили за последние семь или восемь лет 10 тысяч фунтов; они и дочери остались без средств. Хорошо еще, что они могут жить в хорошем отцовском доме». Пять лет спустя пристрастие Дика к его полку заставило его «истратить 600 фунтов сверх суммы, выдаваемой ему, – настолько он любит свою службу».

Более мелкие сквайры тратили на обучение сыновей соответственно меньшие суммы и предназначали их для более дешевых профессий, чем армия или дипломатическая служба. В таких условиях джентри могли позволить себе иметь большие семьи, и, хотя значительная часть детей умирала в юности, эти семьи обеспечивали Англии постоянный приток отважных молодых людей, которые способствовали ее успехам дома и за границей. В Англии младшие сыновья – в отличие от младших сыновей континентальной знати – охотно принимали участие в повседневной жизни человеческого рода и не стремились к сохранению своего положения джентри. То, что младший сын покидал дом, чтобы сделатьсебе карьеру в армии или за конторкой адвоката, в промышленности или в торговле, было одной из основных причин, благоприятствующих вигам и сближающих их интересы с интересами промышленников и торговцев, и это же противоречило стремлению крайних тори сохранить за поземельным дворянством положение исключительно господствующего класса. Этот класс оставался господствующим в течение еще одного столетия, но ему пришлось открыть широкий доступ в свою среду новым лицам и поощрять сотней различных способов тесный союз с другими, не землевладельческими классами в областях, весьма отдаленных от интересов помещичьего дома и деревенской церкви. Сельские джентльмены еще управляли Англией и в XVIII веке, но управляли уже в значительной мере в интересах торговли и империи.

Обычное образование, даваемое молодым людям из высшего и среднего классов, постоянно критиковали за его строго классический характер. Некоторые даже утверждали, что «девочка, воспитанная матерью дома, в двенадцать лет бывает умнее, чем мальчик в шестнадцать лет», который знает только латынь. Второй классический язык изучался в школах и колледжах настолько скверно, что превосходные латинисты не знали в достаточной степени греческого языка, чтобы понять, что Бентли называет их в «Письмах Фалариса» тупицами. Лишь в XIX веке обычный английский ученик был одинаково хорошо знаком и с Аристофаном, и с Горацием.