Сначала, правда, попытался жульничать: спел с Машкой песенку о белых медведях, полирующих земную ось. Девушкам понравилось, но они всё равно потребовали продолжения банкета. В памяти всплыла недавно записанная старенькая песенка, ну я и расстарался.

Поймал заинтересованный взгляд сестрёнки и понял, что конкретно попал. Ей ведь по фигу, что это взрослые песни, всё равно петь будет и мне ещё втык сделает: мол, прятал от неё такие хорошие произведения.

Дальше Остапа понесло, в ход романсы пошли. А в конце специально для Гната, вспомнив давнишний наш разговор, спел:

Смеху было море. Повеселил народ, короче.

Когда проводили гостей, Софа заговорщически позвала меня в комнатушку к козе. В неярком свете лампы глазам предстала картина семейной идиллии: лежит Мухтар, под боком у него — Феря, около вымени щенки копошатся. Для малышей её соски великоваты, и молока там уж больше года никто не видел, но сосуны об этом не знают и старательно пытаются что-нибудь выдоить. Шустрые ребята, быстро они себе новых родителей подыскали.

А утром, ни свет ни заря, ко мне, как ураган, ворвалась Машка с глазищами по пять копеек и почему-то шёпотом сказала:

— У Фери молоко пошло.

Я спросонок брякнул первое пришедшее на ум:

— «А много ль корова даёт молока?»[88]

Мне опять шёпотом:

— Много. Но не корова — коза.

Тут уж я проснулся окончательно и, сообразив, о чём идёт речь, поспешил на осмотр чуда местного разлива. Действительно, Феря выдала свою обычную норму, литра полтора, да ещё, похоже, щенков накормила. Ё-моё, но ведь такого не бывает! Пожив в этом мире, я уже начал более-менее разбираться в тонкостях сельского хозяйства. Козе сперва нужно забеременеть, выносить потомство, и лишь затем у неё появляется молоко.

На всякий случай спросил у подошедшей Софы:

— Она с козлами… общалась?

— Нет.

— И что, молоко способно появиться само по себе?

— Не припомню такого.

Я с сомнением посмотрел на сидевшего рядом Мухтара. Да не… фигня. Козлят-то она не рожала. Да и никого другого на свет не появлялось. Блин, о чём я?! Вчера на происходящее сейчас и намёков не наблюдалось. Перевёл взгляд на спящих у вымени щенков. Неужели эти сосунки смогли открыть молочный краник в её организме?

Да-а уж, Сашок, а жизнь-то чудесатее и чудесатее. Старшая поводила руками, попытавшись разобраться, откуда что взялось, но так ничего определённого и не узнала. Вечером была одна коза — к утру стала другая. Процесс превращения шёл всю ночь, но вот по какой причине приключилась сия метаморфоза, неясно.

— Ты о подобном слышала?

— Касаемо животных — нет, а у женщин это вполне возможно. Достаточно голодное дитя к груди приложить, и молоко может пойти. Не всегда, естественно, и не сразу, но даже у старух, бывало, шло.

Я вновь глянул на счастливые мордашки козлино-собачьего семейства, почесал затылок и махнул рукой на их секреты. Если уж Софа не может объяснить произошедшее, то мне и подавно нет смысла голову ломать. Одной загадкой больше, одной меньше — какая, на фиг, разница! Все довольны, всем всё нравится, и ладно.

В косметсалоне и мастерской дела идут своим чередом. Вечера народного просвещения проходят с изрядным ажиотажем. Не ожидал я такого количества желающих обучаться грамоте. Аж двадцать пять человек набралось! Сидят теперь, на вощёных досках буковки карябают.

Популярность моих лекций о металлах и способах работы с ними тоже набирает обороты. Сначала их одна молодёжь посещала, а потом и пожилые трудяги подтянулись, и не просто раскрыв рот слушают, а и вопросами засыпают. Чувствуется, о близком и родном людям рассказываю.

Потап Владимирович несколько дней хмурый ходил и однажды после работы, наедине со мной оставшись, претензию выкатил: мол, со всеми я великими тайнами делюсь, а товарищу о них не поведал. Ну да, как будто моя вина, что ему, видишь ли, невместно с остальными на лекциях сидеть. Урон авторитету, растуды его в качель! Ага, персональные уроки я ещё должен «особо одарённым» устраивать. Делать мне, что ли, нечего?!

Вспомнился нос напарника, слишком задранный в последнее время, и моё желание поговорить с ним на эту тему. С ходу принялся опускать человека с небес на землю: проще надо быть, и народ к тебе потянется. Я, будучи дворянином, не гнушаюсь с рабочими за руку поздороваться, в мастерской юлой верчусь: советую, объясняю, вечером занятия провожу; а он себя барином возомнил, только покрикивает да подзатыльники раздаёт.

Обиделся. Правду о себе мало кто любит выслушивать. Похоже, разговор предстоит трудный. Достал бутылку наливки из загашника: без пол-литра нам явно не разобраться. Налил Потапу стакан и себе на треть, чокнулись, выпили, ну и выдал я ему накипевшее. Рассказал, каким он был полгода назад и каким стал. Само собой, слегка преувеличил для красного словца, но в целом-то правильно всё описал. Не, ну зазнаваться начал партнёр! А кто тут ещё, кроме меня, ему мозги на место вправит?

Он попытался и свою правду-матку мне ломтями нарезать: да где ж это видано, чтоб хозяину… да как же это… да я… да мы… да…

Та-ак, товарищ не понимает. Наливаем по второй. Пошумели полчасика, сунувшегося с вопросами Гната шуганули в два горла, с грустью посмотрели на пустую бутылку и решили продолжить обсуждение у Потапа дома. По дороге прихватили с собой братишку, дожидавшегося окончания свары: на троих оно завсегда лучше соображается.

Во дворе мастерской бизоны стоят мнутся, чего-то ждут, домой не уходят, физиономии малость испуганные. Неужели мы так громко в подсобке орали? Отправил парней по домам и попросил заглянуть по пути в салон, пусть предупредят домашних о нашей с Гнатом задержке.

Под строгие очи Софьи Марковны мы явились лишь поздно вечером. О-очень тёпленькие. Ничего, нотации переживём, главное, конфликт на работе уладили. Напарник пообещал исправиться, а лекции по металлообработке мы отныне вместе читать станем, у него тоже есть что народу рассказать.