Казалось, с того времени, что я видела песцовского дядюшку в последний раз, он стал ещё грузнее, двигался пусть уверенно, но тяжело. Каждый шаг чувствовался не только посторонними, но и им самим. Поэтому он как добрался до кресла, так и замер в нём с блаженным выражением лица, которое хозяевами дома было отнесено на мой счёт. Я же скромно устроилась рядом с ним на стуле.

— Борис Павлович, тот страшный офицер, что напугал меня в вашем доме, он вам больше не угрожал? — наконец попыталась я как можно более обтекаемее узнать то, что меня волновало.

— Он? Мне? Угрожал? — презрительно фыркнул Ли Си Цын.

И наконец активировал полог тишины. Но совсем простенький, почти такой, как я использовала. Я даже разочарованно вздохнула, когда это обнаружила. Но Ли Си Цын, хоть и понял причину моего расстройства, тем не менее не сделал ничего, чтобы меня обрадовать.

— Елизавета Дмитриевна, почему вы тянете время? — буркнул он. — Мне уже надоело терпеть в своём доме эту дуру. Мы договаривались, что вы сдаёте экзамены и уезжаете.

— Ваш знакомый посчитал, что чем лучше я сдам экзамены, тем больше у меня надежд покорить ваше сердце.

— Что за чушь?

— Я так и думала, что вам нравятся не слишком умные девушки, — не удержалась я. — Но ничего не поделаешь. После Перунова дня все предметы сдаю и уезжаю от вас с разбитым сердцем и без надежды на взаимность.

— Дошутитесь, Елизавета Дмитриевна, — фыркнул он. — До того, что я решу, что одна официальная жена куда удобнее, чем постоянно непонятно зачем присылаемые китайские девы.

— Как это непонятно за чем? За лисятами, — парировала я и быстро перевела опасный разговор на другую тему: — Так что там с Волковым?

— Уехал. — Нахмурился Ли Си Цын. — оставил пару артефактов вблизи моего дома, и уехал.

— Вы их того? — я покрутила руками, словно выжимала бельё. — Уничтожили?

— Зачем? Я сделал вид, что ничего не заметил. Моськин их ежедневно проверяет, пусть уверится, что всё идёт, как они хотят.

— А куда он уехал, не знаете?

— Почему не знаю? В Царсколевск, с заездом в Ильинск. Письмо я получил от Фаины Алексеевны, слёзное такое письмо о нелёгкой судьбе любящей бабушки, чья внучка неправильно её поняла и пропала. И теперь бабушка ночей не спит, о внучке беспокоясь, и обещает вернувшему беглянку круглую сумму и клановую помощь. Любую. С учётом того, что целители у Рысьиных лучшие, предложение более чем заманчивое.

В гостиную влетел Белочкин, убедился, что мы мирно беседуем, и тут же вылетел, словно его дёрнули за рукав и утащили за дверь. Подслушивать у них не выйдет, но подглядывать никто не запретил, а значит, надо показать, что разговор вовсю идёт на приятные мне темы. Но получилось лишь жалко улыбаться, показывая, как я рада, что со мной разговаривает предмет моих девичьих грёз.

— А потом Волков отправился прямиком к Диме. Тот сказался больным, предупредил я сестру, что встречаться с Волковым ему в ближайшее время нельзя. Но сколько он может притворяться больным? — рявкнул на меня Ли Си Цын. — Вы же понимаете, что теперь и я пострадаю, если вас здесь обнаружат?

Я вжала голову в плечи, походя при этом не на большую рысь, а на маленькую испуганную черепаху. Очень уж страшен был сейчас Ли Си Цын, который останавливаться не собирался.

— Так объясните, Елизавета Дмитриевна, почему вы тянете время? А то ведь я решу, что мне куда выгоднее сдать вас Рысьиным.

— Вы не сдадите, — обиженно сказал я.

— Почему это?

— Потому что вам со всех сторон невыгодно, — пояснила я. — Фаина Алексеевна вам в лицо скажет, как она благодарна, а на деле затаит злобу, которую выльет при первом удобном случае. Да и артефакт вы тогда не получите. Наверняка есть способы ограничить даже такое серьёзное обязательство, как принятая мной клятва в отношении вас. Слово, опять же нарушите. Уверяю вас, я не собираюсь задерживаться здесь более необходимого, и нынешняя задержка вовсе от меня не зависит. Вы же сами доверили меня господину Белочкину, вот и пожинайте плоды своей доверчивости.

— Гм… — сказал Ли Си Цын и весьма странно на меня посмотрел.

— Я уверяла господина Белочкина, что готова сдать экзамены немедленно, он же решил, что мои знания по некоторым предметам до высшего балла не дотягивают, и вот…

— По некоторым? — скептически спросил Ли Си Цын, уже не столь злой, как несколькими минутами раньше.

— Если быть точной, то по истории и географии. Я в них немного ошибалась, — смущённо пояснила я.

Путалась я не немного, но на тройку наверняка сдала бы, что не послужило бы препятствием для учёбы на целителя. Но Белочкин решил перестраховаться. Честно говоря, я особо и не возражала, очень уж спокойно было у них в доме. И мне, и Мефодию Всеславовичу, который тоже не горел желанием куда-то срываться и бежать.

— Теперь не ошибаетесь?

— Кажется, нет. — Он опять насмешливо хмыкнул, и я поспешила добавить: — В конце концов, у меня ещё полторы недели до начала экзаменов. Если где и ошибусь, то успею поправиться и выучить, Борис Павлович. Я понимаю, вы беспокоитесь больше даже не за себя, а за племянника, но он мальчик взрослый, выпутается.

В этом я была уверена: за время нашего общения Песцов показал себя крайне изобретательным молодым человеком. И если нам не удалось выпутаться из всех возникших неприятностей, то отнюдь не по его вине.

— У Димы есть артефакт против ментального воздействия, — неохотно сказал Ли Си Цын. — Пару разговоров с Волковым он выдержит. Но лучше бы, чтобы эти разговоры случились тогда, когда вас здесь не будет, Елизавета Дмитриевна.

Он развеял полог тишины, тяжело встал и пошёл на выход, бросив короткое извинение всполошившемуся хозяину. Мол, сигнал пришёл, срочное сообщение, которое не позволяет более задерживаться. Но в другой раз, непременно и придёт, и посидит, и даже пообедает.

— Поругались? — сочувственно спросил вернувшийся Белочкин. — Ох, и тяжёлый человек Борис Павлович, ох и тяжёлый. Во всех смыслах этого слова. Но хороший, этого у него не отнять. Не переживайте, Ксения Ивановна, всё будет хорошо.

— Конечно, Арсений Петрович, — согласилась я. — Как только я сдам экзамены, так всё и будет хорошо.

— До Перунова дня никак, — расстроенно ответил Белочкин. — Но сколь там осталось-то, Ксения Ивановна?

Сколько ни осталось, хорошо бы, чтобы до этого времени ничего не случилось, а то вряд ли «хороший человек» Ли Си Цын мне спустит, если я подставлю его клан. Доброта некоторых людей имеет свои границы, и мне сегодня их чётко указали.

Изучение имперских законов не прошло бесследно: удалось найти один из вариантов по выходу из клана Рысьиных, на которые намекал Ли Си Цын. Всего-то нужно было создать клан магу с силой больше 500 единиц, которые у меня наверняка были. От желания бежать создавать собственный клан остановили существенные ограничения: мало того, что глава клана должен был иметь доказательство гражданской зрелости в виде документа о знании гимназического курса, который я только собиралась получить, так и клан не мог состоять из одного человека, для регистрации требовались ещё двое, оборотни или одарённые. И клановая фамилия не должна была совпадать с уже имеющимися. Если с последним было просто — можно было взять двойную фамилию, был бы клан Седых-Рысьиных, то где брать ещё двоих, я понятия не имела. Боюсь, Николай откажется участвовать в этой авантюре, даже если я пообещаю, что клан будет называться Седых-Хомяковых. Хотя, на мой взгляд, клан Седых-Хомяковых звучит куда брутальнее, чем просто Хомяковых. Может, и удастся уговорить? Я вспомнила Петра Аркадьевича и Анну Васильевну, которая хоть и была Волковой, но предпочла родному клану со звучной фамилией другой, куда менее скромный. Вспомнила и опечалилась: родители Хомяковых точно не поймут, приди детям в голову мысль создать со мной общий клан. А больше и обращаться не к кому. Нет у меня хороших знакомых ни среди представителей звериных фамилий, ни среди тех, кто владеет магическим даром. И не факт, что те, кто владеет магическим даром и не входят в клан, захотят присоединиться к моему. Зачем им это? Ни тайных знаний, ни денег, ни защиты… Я загрустила. Но ненадолго. Ли Си Цын говорил о нескольких вариантах. Возможно, остальные окажутся куда более реальными?