В голове шумело, на шее из трёх артефактов остался только один, к которому приложил руку Велес и который закрывал меня пока от Зверя. Завёрнутые в газету учебники по магии лежали подо мной, ощутимо упираясь в живот, шкатулка при переходе тоже не пострадала. Я осторожно спустилась, почти сползла с крыши и забилась в сарай, подальше от забеспокоившейся коровы. Нужно было немного успокоиться и решить, что делать дальше.

Одежда вся сгорела при даровании мне ещё одного облика. Лучше бы Велес выбрал мамонта с парой ракетных установок, чтобы я наверняка распугала всех врагов, а кто не распугается, тех — отстреляла. Хотя, возможно, лисицынский вариант может убивать взглядом? Там были такие многообещающие лазерные глазки. Я решила проверить и заодно осмотреть себя получше, но оказалось, что перекинуться могу только в человека. Второй звериный облик был для меня закрыт, хотя я его чувствовала. Так что от мысли, что это была всего лишь иллюзия, пришлось с сожалением отказаться. Божественные шуточки, что б их! Пожалуй, я погорячилась, приписав их Ли Си Цыну.

Сидеть в хлеву вечно я не собиралась. Голова перестала кружиться, лапы — дрожать, и я решила отправиться на разведку. Выяснить, куда забросила меня судьба в лице Ли Си Цына. Если он промахнулся с одним артефактом, вполне мог напортачить с другим, и в результате я хорошо если вообще в России оказалась.

Книги и шкатулку я затащила на балку и набросила на них отвод глаз. А потом и на себя, чтобы никто не удивился гуляющей бесклановой рыси и не написал бы любящей бабушке. Пожалела, что не вспомнила про отвод раньше, но я слишком была ошарашена случившимся, чтобы об этом подумать.

Важный господин с газетой в руке встретился почти сразу. Обнадёживало, что она была на русском языке и что на той части, что была мне видна, значилось «Царскол». Но «Царсколевский вестник» читали не только в столице, так что расслабляться было рано, хотя царящая вокруг суета, несомненно, подходила только крупному городу.

Я шла осторожно, уворачиваясь от торопящихся прохожих, смотря по сторонам и принюхиваясь. Звуки, запахи, отголоски магии — всё было незнакомым и пугающим.

Вывеска «Песцов и Выдрин» произвела на меня впечатление разорвавшейся бомбы. Я аж подпрыгнула от возбуждения, чуть не столкнулась с мальчишкой-разносчиком, но вовремя отвернула в сторону. Тот самый магазин из рекламы, значит, я всё же в Царсколевске. Если, конечно, у Песцовых этих магазинов не наставлено по всей стране.

Самим Песцовым не пахло. Но это и неудивительно: он там слишком давно не был, устраивая гастроли всяким подозрительным певичкам в расчёте на взаимность. А по приезде ему устроили домашний арест. Я насмешливо фыркнула, представив Песцова, которого заточили в башне, как красну девицу, и двинулась дальше по улице, прижимаясь к стене и внюхиваясь в воздух, в котором царило буйство запахов. Не тренируйся я под присмотром Мефодия Всеславовича, моя звериная часть сейчас бы сходила с ума, а так я лишь пользовалась её возможностями, оставаясь собой и почти сохраняя спокойствие.

Нужно было решать, что делать дальше. У меня были деньги и документы, но не было одежды. Идти покупать одежду рысью с банкнотой в зубах — всё равно что повесить на грудь табличку «бабушка, я здесь». Попросить Мефодия Всеславовича? Вдруг домовые способны покупать что-то по поручению хозяев?

Я остановилась у витрины с дамским платьем. Вот это, зелёное, в меру строгое и в то же время женственное, мне непременно подошло бы. И размер, кажется, мой. Добраться бы до него, примерить…

Я растроенно дёрнула носом и вдруг… вдруг учуяла запах того, кто мне непременно поможет. Рванула я по нему, как по ниточке из волшебного клубочка, со всех лап, почти забыв об осторожности. И лишь оказавшись у дома, в котором проживал Николай, поняла, что самого его как раз может сейчас не быть: дневное время, он наверняка на службе. А если не на службе, то постучать в дверь и попросить меня провести к нему я не могу.

Пришлось в комнату Николая забираться через окно, лихо орудуя щупами, почти как заправский взломщик. Она была пуста, к моему глубочайшему разочарованию. Но зато в ней и не пахло кем-то другим. Точнее — другой. Я почувствовала глубокое удовлетворение от того, что наглая Львова сюда не добралась.

Мурлыканье вырвалось само по себе, оставалось только радоваться, что мой отвод глаз не пропускал звуков и квартирная хозяйка Николая ничего не услышала. Не слишком прилично, когда девушки лазят к постояльцам через окна и радостно при этом мурлыкают.

Я запрыгнула на кровать и потянулась. Впервые за столько дней я чувствовала себя спокойно. Настолько спокойно, что, не переставая мурлыкать, свернулась в клубок. Куда-то бежать, что-то делать и решать совершенно не хотелось, хотелось устроить гнёздышко, хотя бы из подушек, и дождаться хозяина комнаты. И совершенно не хотелось загадывать, что будет потом. Пока есть возможность, нужно наслаждаться прекрасным сейчас.