Наконец-то страна успокаивалась. Правительство получило возможность сосредоточиться на других делах, а самыми важными были духовные. На Руси четыре года не было митрополита. Казнь Герасима в Литве развязала руки Василию II, сейчас-то в Константинополе уже не отговорились бы, что митрополит имеется. Из отечественных священнослужителей выделялся рязанский епископ Иона – честный, благочестивый, мудрый. Государь созвал собор, и Иону признали лучшей кандидатурой. Снарядили его для рукоположения в Византию. Но патриархия по-своему отреагировала на смерть Герасима. Когда делегация добралась до Константиноволя, ее огорошили – митрополита для Руси уже поставили, грека Исидора.

Послы недоумевали. Напоминали, что при Дмитрии Донском патриархия обязалась не ставить митрополитов без воли великого князя. Греки разводили руками и юлили – дескать, так уж получилось, не обессудьте. Сами виноваты, долго не приезжали. Русская Церковь осталась без пастыря, в Константинополе сочли, что надо найти побыстрее… Исидор, в отличие от Герасима, соглашался, что его резиденция должна быть в Москве. В какой-то мере это сгладило недовольство великого князя и русского духовенства. Ради возвращения митрополии можно было принять и грека.

Однако назначение оказалось совсем не случайным. Исидор был тем самым борцом за унию, который заседал на Базельском соборе, подружился с папой. А в 1438 г. в итальянской Ферраре должен был открыться следующий собор для соединения католической и православной церквей. Исидору на нем отводилась важная роль – сформировать русскую делегацию и выступить от имени Руси! В Москву он прикатил в 1437 г. О своих взглядах предпочел не распространяться, но привез из Константинополя массу инструкций, сообщил государю, что должен найти помощников и отправляться с ними в Италию.

Русь поддерживала связи с Европой, о замыслах унии было известно. Великий князь засомневался, целесообразно ли участвовать в таком соборе? Запретил путешествие. Однако митрополит настаивал – как же можно пренебречь указаниями патриарха? В конце концов, Василий уступил. Исидор провел в Москве пять месяцев и был занят только предстоящей поездкой: отбирали богословов, толмачей-переводчиков, технический персонал. Собирали и подарки. Без них в XV в. дипломатия не мыслилась. Государь выделил средства, но на прощание напутствовал: «Нового и чуждого не приноси нам, мы того не примем!» Грек клятвенно заверил, что все будет в порядке, для того и едут, чтобы защищать Православие.

Отслеживать, что будет происходить в Италии, Василию II было недосуг. Обозначилась нешуточная опасность. В Орде хана Улу-Мухаммеда свергли его дядя Сеид-Ахмед и брат Кучук-Мухаммед. Мурзы и черноморские города, как обычно, перекинулись к победителям. Изгнанный хан с 3 тыс. всадников отступил севернее. Раньше разбитые татарские предводители пытались обосноваться в Камской Болгарии или Мордовии, а Улу-Мухаммеду пришла идея устроиться на Руси. Отхватить себе какое-нибудь княжество, закрепиться. Мелкие княжества в верховьях Оки зависели частью от Литвы, частью от Москвы, а некоторые и от обеих держав. Татары явились к Белеву, без труда овладели городом и расположились на жительство.

Великий князь был совсем не в восторге от подобного соседства. Насчет миролюбия ордынцев он не обманывался, прямо на Руси возникло осиное гнездо, откуда начнутся набеги. А вдобавок ко всему, согласиться с присутствием Улу-Мухаммеда на подвластной территории означало поссориться с Сараем. Сеид-Ахмед получит отличный повод напасть на русских. Правительство посовещалось и решило – дань посылать по-прежнему в Сарай, кто там сидит, того и считать законным ханом. А непрошеных гостей выпроводить. Пускай месятся друг с другом в степях, а не на Руси.

Василий II поручил командовать войском Дмитрию Шемяке и Дмитрию Красному. Показал, насколько доверяет им, какую честь оказывает. Возглавить армию Шемяка не отказался, приобрести популярность среди военных было для него не лишним. Но дициплина за время смут совсем расшаталась, многие удельные князья на призыв не явились. А Шемяка себя не утруждал, за порядком не следил. Его ратники по пути принялись грабить свои же русские деревни, пьянствовать. Шемяка не препятствовал, поощрял. Пускай воины повеселятся, оценят, как хорошо служить под его началом. Да и командиры себя не забывали, подчиненные тащили им скотину, мед, пиво.

На привалах поднимались чаши, звенели песни, заходились сапоги в молодецких плясках. Вот такая жизнь была для Шемяки, это ему нравилось! На стенания крестьян он внимания не обращал. Деревни-то были не его, а других князей. И что значат на земле мелкие людишки? Население разбегалось, спасители вели себя хуже татар. Некоторые бояре и ратники, видя сплошные безобразия, уходили. А мценский воевода Григорий Протасьевич тайно снесся с Улу-Мухаммедом. Несколькими годами раньше он побывал в ордынском плену, понравился хану, и его освободили. Сейчас воевода рассудил, что надо отблагодарить, это и самому будет полезно – Мценск от Белева совсем рядом. Предупредил, что на Улу-Мухаммеда движутся крупные силы. Тем не менее, татары не ушли, некуда было. Наступила зима. В открытом поле сгинешь, а если податься южнее – попадешь в кочевья враждебных мурз.

Но Григорий Протасьевич сообщил и о том, что у русских царит разброд. Хан задумал обмануть их. Выслал сильный отряд, направил в тыл Шемяке. А когда к городу подвалила московская армия, принялся заговаривать зубы. Предложил самые выгодные условия: соблюдать мир, послать сына в заложники к Василию II, а если вернется на ордынский трон, не брать дани с Руси. Шемяка разведки не вел, об угрозе не догадывался, а мир высокомерно отверг. Какое ему было дело, если татары не станут беспокоить великого князя? Иное дело разгромить их, а заодно и Белев. Начальникам и воинам достанутся лошади, оружие, пленные.

Улу-Мухаммед выслал делегатов, как бы еще раз подтвердить ответ русских. Подчиненные Шемяки ждали окончания переговоров, глазели на татарских вельмож, колобродили у костров. А в этот момент ордынцы налетели сзади. Поднялась паника. Никто и не думал построиться, дать отпор. Побежали толпами. Хан выслал из ворот остальных всадников, охватили с двух сторон. Шемяка и Красный вскочили в седла и первыми понеслись прочь. Кому посчастливилось очутиться поближе от коней, поскакали вслед за ними. Войско без командиров превратилось в стадо баранов, обезумевшее, мечущееся. Татары рубили его, словно развлекаясь. Сотни знатных воинов и тысячи простых устлали телами снега вокруг города. Летописцы назвали эту трагедию «белевщиной».

Василий II растерялся. Потеряв костяк своей армии, он не чувствовал себя достаточно сильным даже для того, чтобы наказать виновных. Оба сына Юрия Звенигородского спокойно возвратились в уделы, а Григорий Протасьевич окопался в Мценске под крылом хана, попробуй-ка тронь. Дезертиры, уклонившиеся от похода, смеялись над спасшимися – ну как, побили татар? Зато Улу-Мухаммед воодушевился. Почти без потерь его отряд одержал блестящую победу, захватил огромную добычу – доспехи, шатры, оружие и все, что награбило шемякино воинство. К удачливому вождю хлынули из степи искатели поживы. 3-тысячная горстка татар разрасталась, как снежный ком.

Но в Белеве степнякам становилось тесновато, да и скучновато. А для возобновления борьбы за Сарай нужны были деньги. Самые богатые трофеи сулила Москва. В июне 1439 г. Улу-Мухаммед счел, что воинов у него достаточно, кони сытые, и орда понеслась к русской столице. Никакой системы пограничной обороны давно не существовало, а от Белева до Москвы было рукой подать, несколько переходов. Когда прискакали гонцы с предупреждениями, уже поздно было собирать войска. Василию II осталось действовать только таким образом, как поступали в подобных случаях прежние государи. Он поручил защищать город шурину Юрию Патрикеевичу, а сам спешно выехал за Волгу, поднимать ратников.