— Помнится, вы говорили о какой-то мадемуазель, осмелившейся тревожить вас, прежде чем выложили из чемоданчика свою зубную щетку, — сказала она, прислушиваясь к тому, как Скорцени блаженствует под душем, который, несмотря на налет и разрушения, все еще функционировал.

— Не злопамятствуйте, Фройнштаг. Вам это не к лицу.

— Я ведь не упрекаю вас в том, что вы самым бессовестным образом увиливаете от прямых ответов.

— В тех случаях, когда эти прямые ответы мне неизвестны. Меня сейчас куда больше интересует мой адъютант Родль. Очень хотелось бы знать, где, под крылом какой фурии он пребывает сейчас.

— Да уж, господа офицеры СС, воздух Италии, не говоря уже о Корсике, вам совершенно противопоказан. Поэтому, на всякий случай, напомните-ка мне имя той самой девицы.

— Жанна д’Ардель. Кажется. Я уверял, что она — девица? По-моему, голос у нее был старческим.

— Не пытайтесь оправдываться. Как подследственный вы совершенно бездарны. Иное дело — в допросе. Там вы по-настоящему сильны. Признаю. Итак, Жанна д’Ардель. Впервые слышу это имя.

— Несчастная еще не знает, как ей повезло.

«За стенами этого здания выносят из развалин трупы, — напомнил себе Скорцени. — А ты в это время оправдываешься перед любовницей. Существует какое-то несоответствие между этими действами. Неужели не улавливаешь?»

Она подошла к столику, на котором стоял телефон и, увидев в открытой записной книжке номер штурмбаннфюрера Умбарта, не колеблясь, позвонила ему.

— Вы, штурмбаннфюрер? — строго поинтересовалась она таким тоном, будто не она его, Умбарта, тревожит, а Умбарт — ее. — Ваш штаб все еще не разнесло? Унтерштурмфюрер Фройнштаг. Да, та самая… — Беседуя с командиром батальона, Лилия краешком глаза подсмотрела, как, обернувшись полотенцем, Скорцени важно прошествовал из ванной в соседнюю комнату. — Вам знакомо такое имя — Жанна д’Ардель? Вот как? Откуда оно мне известно? Да уж наслышана.

Скорцени все еще облачался в свой франтоватый приталенный мундир, а Лилия уже возникла в проеме двери его комнаты.

— Сколько раз я давал себе слово не раскрывать женщинам имена их соперниц. Никогда, ни под каким предлогом…

— А ведь все очень просто, штурмбаннфюрер. Жанна д’ Ардель — хорошая знакомая подруги штурмбаннфюрера Умбарта.

— Только и всего, Лили…

— Ну-ка повторите, повторите… — мгновенно отреагировала Фройнштаг.

— Что именно?

— Имя, мое имя. В таком виде, в каком вы его только что произнесли.

— О, Ли-ли… — по слогам, манерно закрыв глаза, продекламировал Скорцени. — Нравится? То-то же. Только учтите: впредь я все равно буду обращаться к вам так, как полагается обращаться к офицеру СС, госпожа Фройнштаг. А пока что будем считать, что вопрос со звонком мадемуазель д’Ардель закрыт.

— А нападение на наш отель? Как быть с ним?

— Побойтесь Бога, унтерштурмфюрер, — поморщился Отто. — Не ставьте меня в глупое положение.

— Нет уж: в данной ситуации пусть лучше Господь убоится меня. Я знаю, что говорю. Я чувствую…

Скорцени застегнул френч на последнюю пуговицу и только тогда лениво, неискренне рассмеялся.

— Вы неисправимы, Фройнштаг. Ваша фантазия возводит меня в ранг наследника австрийского престола.

— За престолонаследниками сейчас никто не охотится. Они не представляют никакого интереса.

— Как и я.

— Что касается вас, то вы — из-за убийства которого начнется третья мировая[49], «самый страшный человек Европы» и «первый диверсант рейха». Советовала бы вам время от времени почитывать газеты. Причем не только германские.

— Дельный совет, — возился Скорцени с галстуком.

— Меня не оставляет предчувствие, что за вами началась настоящая охота. И не только за телом, но, судя по усилиям княгини Сардони, и за душой — тоже.

— Там, по-моему, тоже — за телом, — мрачно отшутился штурмбаннфюрер.

— Это вам так кажется, Скорцени, что княгиня польстилась вашими телесами, — вновь блеснула своей прирожденной зловредностью Фройнштаг, — уверена, что на самом деле она отрабатывает свой хлеб ради иной цели.

«Тогда встает вопрос: “Кто ты?” — взглянул на нее из-под нахмуренных бровей штурмбаннфюрер. — Неужели приставили? Даже ко мне? Но кто? Кто посмел? Бред. Не может быть».

С этой успокоительной мыслью: «Бред. Не может быть» — Скорцени и прекратил разматывать клубок своих подозрений.

Тем временем вновь ожил телефон. Подняв трубку, Скорцени, к своему изумлению, услышал теперь уже хорошо знакомый французский прононс Жанны д’Ардель. Хотя она и не представилась.

— Поздравляю, господин Скорцени. На сей раз небесные ангелы обошли вас? А, господин штурмбаннфюрер?

— Что вы хотите этим сказать?

— Всего лишь констатирую тот неоспоримый факт, что во время бомбежки небесные ангелы пощадили вас.

— Вас это огорчает?

— А вернее, — не отреагировала д’Ардель, — они были предельно точны: бомбы легли на западное крыло отеля. В то время как вы пребываете в восточном, самом фешенебельном. Хотите возразить?

На какие-то секунды штурмбаннфюрер потерял дар речи.

— То есть я должен считать, что этот налет был специально организован для того, чтобы уничтожить меня?

— Вы невнимательно выслушали, Скорцени. Я ведь ясно сказала, что они нацеливались на западное крыло отеля, а ваш, восточный, корпус был прикрыт центральным, который тоже уцелел.

— Да меня не это интересует, дьявол меня расстреляй! Что вы хотите сказать: что эти три звена бомбардировщиков были посланы специально, чтобы разнести отель, в котором я остановился?

— У вас появляется маниакальная мнительность, господин штурмбаннфюрер. Никто не стал бы сооружать такую сложную комбинацию, задействуя чуть ли не всю американскую авиацию Италии. Они стремились ликвидировать базу катеров и береговые укрепления. Но два пилота получили особое задание: нанести удар по отелю «Корсика», — вежливо, спокойно, словно учительница на уроке чистописания, объясняла д’Ардель. — Очевидно, эти парни отличились недавно во время учебного бомбометания на полигоне, поэтому на них и остановили свой выбор.

Только сейчас Скорцени вспомнил, что за спиной у него все еще стоит Фройнштаг. Он оглянулся. Лицо девушки оставалось невозмутимым, однако глаза откровенно смеялись. Скорцени это не обидело. Наоборот, он подумал о Лилии с уважением. Не такая уж она взбалмошная фантазерка, как могло показаться, когда пытался разуверить ее в интересе к нему союзнической контрразведки.

— Тогда кто вы?