позднее, или просто носят гипотетически-гадательный характер. Иными словами, государственного делопроизводства, по документам которого хотя бы в самом грубом приближении было известно, сколько ратников могло выставить то или иное княжество в поле в XIV веке, просто нет. Не надо себя обманывать: при подобных гадательных методах исследования можно ткнуть в любую цифру между 5 и 50 тысячами, и она теоретически будет подходить для оценки численности полков Дмитрия Донского.

Что же касается воинства Мамая, то там подсчеты будут носить еще более произвольный характер: от 5 до 150 тысяч человек, иногда больше — у тех историков, кто в наибольшей мере склонен дружить с литературой фэнтези. Наиболее адекватные соображения о численности полевого соединения, выставленного Мамаем против Дмитрия Ивановича, привел, основываясь на оценке мобилизационных возможностей Мамаевой орды, Ю. В. Селезнев — 20–30 тысяч всадников[242]. По его мнению, великий князь Московский вывел в поле примерно столько же ратников — до 30 тысяч (опять-таки, исходя из мобилизационных возможностей Владимирской Руси). Правда, методика подсчетов Ю. В. Селезнева также носит очень и очень приблизительный характер…

Можно с уверенностью говорить лишь об одном: постепенно происходит сближение мнений исследователей, отбрасывающих наиболее фантастические цифры — как самые огромные, так и самые незначительные. Сражение на поле Куликовом не вселенская сеча, чуть ли не репетиция Армагеддона, но и не стычка небольших конных отрядов. В настоящее время большинство специалистов высказываются в пользу численности от 10 до 40 тысяч воинов с каждой стороны.

Своего рода «сумму мнений» на сей счет недавно представил историк В. В. Пенской[243]. Учитывая мнения коллег и опираясь на внимательное прочтение источников, ученый делает вывод: «Полки Дмитрия Ивановича на Куликовом поле насчитывали порядка 10–12 тыс. конных воинов». Что же касается теоретического максимума, в принципе, по мнению исследователя, недостижимого и неправдоподобного, то он составляет 17 500 бойцов. На данный момент это самое обоснованное и, можно сказать, самое современное мнение изо всех, которые можно отнести к сфере подлинной науки.

В. В. Пенской опирается в своих рассуждениях на два факта: во-первых, великий князь Дмитрий Иванович повел в бой одних лишь профессионалов, то есть дружинную конницу, а народное ополчение, которое единственно и могло придать русскому воинству характер громады, не созывалось; во-вторых, княжеские дворы того времени состояли из относительно небольших контингентов таких вот профессионалов войны: приблизительно от 200 до 500 конных ратников или, может быть, «несколько больше», но не тысячи и тем более не десятки тысяч.

С первым вполне можно согласиться. Разумеется, с детства в представление русского человека о битве на поле Куликовом входит живописное полотно А. П. Бубнова «Утро на поле Куликовом», созданное в 1947 году. Полки стоят, ожидая нападения Мамая, и конных воинов — меньшинство, да их просто мало. Бо́льшую часть воинства составляет «простой народ»: стоящие беспорядочной толпой мужики-крестьяне, которым выдали кольчуги, шлемы, щиты, копья, и то не всем, кто-то — в обычной одежде и шапке, кто-то — простоволосый, кому-то из оружия достался лишь плотницкий топор… Они-то и вынесут на своем хребте основную тяжесть сражения! Но картина Бубнова, наполненная духом подлинного, неказенного патриотизма, в большей степени рассказывает о недавно закончившейся Великой Отечественной войне, чем о вооруженной борьбе с ордынцами. По всей видимости, полки Дмитрия Донского выглядели совершенно иначе: стройные ряды тяжеловооруженной дружинной кавалерии, дорогие, посверкивающие на солнце доспехи бояр, блещущие золотой отделкой шлемы князей, лес пик, и лишь где-то на периферии — небольшие отряды разномастно вооруженных добровольцев, обозники, холопы, присматривающие за имуществом знатных воинов. Стоит задуматься о суровой действительности войн того времени. И дело не только в том, что сбор военных сил для большого похода требует высокой скорости мобилизации, что несовместимо с самим понятием «ополчение». И подавно не в том, что двигались полки Дмитрия Ивановича навстречу врагу быстро (есть данные по маршруту и срокам перемещения из одного пункта в другой), а потому крайне сомнительно, чтобы (исходя из этих данных) слабо организованная толпа крестьян и городских ремесленников успевала бы с высокой скоростью проходить столь большие расстояния. Да если бы крестьяне ярославские или белозерские отправились на поле Куликово своим ходом, они на столь длинных переходах просто полегли бы еще до битвы — от чудовищного утомления! Но не в том, повторюсь, дело. А суть вот в чем: если сравнивать с современной армией, то дружинники — это спецназ, десантники, морпехи, то есть бойцы спецподразделений, одним словом, профессионалы, а ополченцы-крестьяне — необученные призывники. Они могут быть сколь угодно храбрыми, но их просто положат из луков, перережут или, как тогда говаривали, «иссекут» люди, которые получили навыки пользования холодным оружием. Зачем бы русским князьям потребовалось отдавать своих крестьян татарам на безжалостное массовое истребление? Зачем им было отправлять мирных, беспомощных на войне людей на верную смерть? Кому могла прийти в голову мысль превратить обычных работников, в жизни не бравших в руки меч, в высокую траву под кровавыми косами ордынских косцов? Дикая, немыслимая идея — совершить грандиозное жертвоприношение собственного народа! Крайне маловероятно, что она могла зародиться в умах князей и бояр русских, которых с детства учили воевать и управлять людьми. Это ведь не правители и парламентарии XX века, это ведь тоже своего рода профессионалы, а именно профессионалы власти. Так что… да: на русской стороне — одна конница. Правы Пенской и несколько других историков, отстаивающих эту позицию. Никакого «простого народа». Нация русская разделена была в ту пору на три неравные части: одни трудятся, другие сражаются, защищая их от врага, а третьи молятся за тружеников и воинов. Разделение имело самый жесткий характер, и с течением времени оно лишь укреплялось.

Со вторым утверждением (о незначительной численности дружин) сложнее: современные представления о размере княжеских дворов XIV века сами по себе — сплошные гипотезы. Данные источников скудны по этому вопросу настолько, что впору вспомнить народное выражение «кот наплакал». И тот недлинный ряд цифири, которую приводит В. В. Пенской, маловат для сколько-нибудь серьезных обобщений.

Так могло ли быть русское войско больше, чем определил В. В. Пенской? Думается, могло. Во-первых, за счет так называемых «охотников». То есть людей, добровольно вызывающихся идти на войну — за славой и добычей. Они дополняли собой княжеские дворы и, возможно, существенно дополняли. Во-вторых, и княжеские дворы, теоретически, могли быть крупнее — не на порядок, нет, принципиально уровень численности русской рати определен правильно, — но всё же несколько крупнее. Впрочем, по данному пункту отличие вряд ли велико.

В «Сказании о Мамаевом побоище» подробно рассказывается, как производился подсчет потерь на поле боя: «И поехал [великий князь] с братом своим и с оставшимися князьями и воеводами по месту битвы, восклицая от боли сердца своего и слезами обливаясь, и так сказал: „Братья, русские сыны,