— Да просто…

Юле что-то послышалось, но она не придала этому значения. Музыка бухала в гостиной и скрадывала звуки.

— Может, тебе там какая-то коробочка понадобилась, а?

— Какая коробочка?

— А такая коробочка. Где что-то важное хранится, а?

— Беличий хвостик? — улыбнулась находчивая гостья.

— Сейчас! — вырвалось у той. — Ты чего дуркуешь-то, Джулия? На кой тебе беличий хвостик, — и погрозила ей пальцем. — Ты за другим сюда пришла…

Юля прозрела разом: Белка все знала и понимала. Умела играть и таиться. Более того, она путала игру с жизнью и наоборот. Выворачиваться было бесполезно, теперь нужно было только одно — проложить себе дорогу к выходу, и любым способом. Но как было отодвинуть здоровенную девку у входа, которая запросто режет ножницами хвосты белкам? И было это лет восемь назад! Теперь Белка повзрослела и могла запросто взяться за человека. К тому же такие, как она, в состоянии аффекта не чувствуют боли и дерутся как раненые звери. И сможет ли она, Юля Пчелкина, справиться с ней?

И тогда Юля решила пойти ва-банк:

— Ты права, Белка, я тут не просто так. — Она потянулась к сумке, стоявшей на столе.

— А зачем ты тут? И чего это ты к сумке тянешься? — угадала ее движение Белка.

— А того это, — холодно бросила Юля. Она сама сгруппировалась, как кошка перед прыжком. — Варвара-то, соседка ваша, выжила и на тебя показала.

Это был как удар током. Белка разом изменилась в лице и отступила. Юля воспользовалась ее растерянностью, запустила руку в сумку и вытащила оттуда газовый пистолет. Но вид он имел настоящего боевого оружия! Белка вскрикнула и отступила — и тут же наткнулась на мужичка. Он вырос на пороге. Это был Матвей — заместитель по хозяйству тети Глаши из дома культуры. Отец Белки. Загорелый, лысый, со вздувшимися венами на висках и гневно ощеренным ртом. Тот самый, кто учил дочку, как резать свинью. По нему было видно — он едва сдерживался. Непрошеная гостья взбесила его!

Ситуация была хуже не придумаешь. Юля едва успела сунуть руку с газовым пистолетом обратно в сумку и так и держала его, сжав что есть силы. Но и хозяин что-то прятал за спиной, как будто бы палку.

— Вы чего дочку пугаете? — спросил Матвей. — Не видите, она больная?

Белка вся вспыхнула:

— Пугает она! Пугает, папка! Пистолетом! Он у нее черный! По вещам моим лазит! Стращает! Говорит: Варвара-то жива! Варвара наша, бедолага!

Ты не бойся, Белка, — проговорил Матвей. — А зачем она приходила? Зачем ты ей открыла, дочка?

— Она за слоником приходила, папка!

Вот когда у Юли все внутри оцепенело.

— За каким слоником? — спросил сторож из дома культуры.

— Которого я у Варвары с полки взяла. Маленький такой слоник, хорошенький! Блестящий. Фарфоровый. — Она даже наклонила голову для убедительности.

— Ты у Варвары слоника взяла? — спросил отец.

— Да, взяла.

— Когда?

— А тогда, — многозначительно объяснила дочка. — Тебе говорить не хотела: боялась — заругаешь меня.

— Это правильно, что боялась. Я б высек тебя, до крови…

— То-то и оно, папка! Да уж больно красивый он, слоник-то! Мааааленький, блестящий!

Юля точно через туман слушала этот жутковатый диалог двух не совсем нормальных людей.

— Понимаю тебя, дочка. А что она тебе обещала? Эта, — он кивнул на Юлю.

Та прижалась спиной к столу и держалась за сумку, как за спасательный круг.

— Она сказала, что она режиссер и что фильм про меня снимать будут.

— Фильм? Про тебя? — усмехнулся Рытвин.

— Я этого не говорила, — отрицательно покачала головой Юля. — Я сказала, что мы тебя будем снимать в этом фильме. Нам нужна деревенская девочка.

— А говорила, целоваться надо будет много.

— С кем? — спросил отец.

— А с кем скажут, — вполне разумно ответила Белка. — С кем заставят, — вдруг добавила она. — Я тут перед ней платья примеряла, волосы распустила, папка, а ты мне не велел. Это она заставила — и мамки, подлюки, платья надеть, и волосы распустить, чтоб как у девки были. И фоткала меня — и так фоткала, и сяк. — Белка встретила взгляд Юли, и ядовитая улыбка пролетела по ее губам: — И раздеться меня просила, голой, говорит, буду тебя снимать…

— Врешь! — вырвалось у Юли.

— Не вру! — выпалила хозяйка.

— А я тебя знаю, — кивнул Матвей Рытвин. — Ты же балерина из клуба, верно? — Он рассмеялся отрывистым лающим смехом. — Красавица-балерина вдруг приехала в Раздорное, чтобы детей па-де-де учить. Другого места не нашла. А теперь ты еще и кинорежиссер.

— И что с того? — смело спросила Юля.

— Так она меня обманула, папка?

— Еще как обманула, Белка. Она небось всех тут дурит. И Глашу, раззяву, и Борьку-дурака…

— И никакая она не режиссерша?

— Она такая же режиссерша, как я глава администрации сельского поселения Раздорное.

— Стало быть, зря я перед ней вертелась-то, а?

— Зря, Белка, зря, — усмехнулся Матвей, — а может, и не зря, — задумался он. — Время протянула, меня дождалась. А это хорошо.

— Она еще про Варвару спрашивала, — зло добавила Белка.

Глаза Рытвина зло сверкнули:

— А вот в это я верю. Она сюда за тем и явилась, чтобы дознаться, кто тут у нас чем занят в Раздорном. — Матвей выждал паузу и сказал то, отчего у Юли больно сжалось сердце. — Она же обо всем догадалась, Белка…

— Думаешь, папка?

— Не думаю — знаю, — произнес Матвей. — Хитрая лиса!

— О чем я догадалась? — пробормотала Юля, но в этот раз вышло у нее фальшиво.

Не сумела она сыграть. Страшно было.

— О том, — с улыбкой сказал ей Рытвин. — Балаболка. Ничего, дочка, мы Варвару успокоили и ее, родимую, успокоим, — кивнул он на гостью.

— Как свинку, а, папка? — обрадовалась Белка собственной выдумке. — Я ее по башке двину, а ты доделаешь, да? Ручку ей отведем, сердечко послушаем, ребрышки посчитаем, а потом — хрысть!

Как же страшно прозвучало последнее слово!

— Может, и так, — осклабился он. — А может, и по-другому.

«Они не шутят! — стучало у Юли в висках. — Сейчас все и сделают. Сейчас…»

— Красивая свинка, — пробормотал Рытвин.

Юля вырвала руку с пистолетом из сумки и выбросила ее вперед, но с такой же быстротой вперед выбросил руку Матвей Рытвин и перехватил второй рукой двуствольный обрез.

— Тихо, тихо, тихо! — страшно пропел он. — Я тебе голову сейчас снесу, принцесса. Ничего от твой башки не останется.