Шрифт:
Интервал:
Закладка:
− Что это, по-вашему, за болезнь?
− Я подозреваю, что это «горячка Альбера». Во всяком случае, именно такие симптомы описывает доктор Альбер. Эта горячка встречается у пациентов, живущих в верховьях Туманной реки.
− И чем она вызвана?
− Никто не знает, − пожал плечами доктор. — То ли это пыльца каких-то растений, то ли яд из семян. Вы хотели исследовать содержимое стакана, из которого пил ваш отец. Есть успехи?
− Да, думаю, завтра-послезавтра мы уже будем знать, был ли там яд.
− О, будьте так любезны, поделитесь потом этим со мной! − воодушевлённо воскликнул доктор. — Я мог бы изменить назначение, если бы знал, чем именно он был отравлен.
− Разумеется, маэстро. И… каковы… шансы на выздоровление? — спросил Виго, понизив голос до шёпота.
− Доктор Альбер писал, что выживает один из пяти. Но это в течение двух недель. А тут мы боремся уже почти месяц, так что я верю в дона Алехандро, он сильный. Просто давайте ему мой эликсир утром и вечером каждый день, стараясь не пропускать приёмов.
− Уж поверьте, маэстро, мы и так кормим его только лекарствами, − добавила донна Виолетта, сделав скорбное лицо, − а ему бы не помешало прикоснуться к святым мощам…
− Донна Виолетта, − Виго посмотрел на мачеху, − полагаю, духовную часть лечения стоит обсудить с капелланом, а не с доктором. А теперь позвольте вас на пару слов, маэстро.
Виго взял доктора под руку и вывел из комнаты. Они остановились на галерее, достаточно далеко, чтобы гварды не услышали их разговор.
− Маэстро, скажите честно, у этой болезни может быть иная причина? — спросил Виго. — Не яд?
− Понимаете, сеньор, у меня такое в практике впервые, − развёл руками доктор. — Я не стану строить предположений. Но… не как доктор, а как человек и друг дона Алехандро могу сказать… всё возможно. Однако… опять же, не как истово верующий, а как друг дона Алехандро, могу добавить, что и борьба донны Виолетты за душу мужа также безуспешна, как и микстуры. Свечи, молитвы, посты… вы же видите — ничего не помогает. Так что… опять же… не как доктор, не как истово верующий, но как друг могу посоветовать только… поискать иные способы…
Доктор замялся и переложил саквояж из одной руки в другую.
− Иные способы? — спросил Виго заинтересованно. — Какие именно?
− Как доктор я не могу такого советовать…
− А как друг?
− Как друг… − маэстро потёр переносицу и произнёс совсем тихо: − Поищите кого-то знающего среди джумалейских мамбо* или ольтекских шаманов. Возможно, у них вы найдёте ответ на ваш вопрос об иных причинах. Возможно, враги вашего отца действовали именно так. Большего я не могу сказать, сами понимаете, профессиональная этика, − произнёс доктор, разведя руками.
− Понятно. Спасибо. Этого вполне достаточно. И кстати, скажите, маэстро, может быть, у вас найдётся что-то от головной боли? — спросил Виго устало.
Маэстро открыл саквояж, порылся и достал оттуда маленький пузырёк тёмного стекла.
− Вот, возьмите, втирайте в виски, я сделал это для сеньоры Беласко, но у меня есть ещё.
Когда доктор ушёл, Виго взял в руки пузырёк, открыл и понюхал. Смесь эфирных масел: розмарин, лаванда, мята…
Опять лаванда!
Виго раздражённо закрыл пузырёк и пошёл обратно в кабинет, думая о том, что сказал доктор.
*Фейжуада — густое бразильское рагу готовится на основе чёрной фасоли с добавлением разных видов мяса.
*Мамбо — жрица в религии вуду.
Глава 32. Тайник отца
Через ограду, заросшую лианами и папоротником, Эмбер перебралась легко. Под огромной сейбой во дворе Флёр-де-Азуль было ещё сумрачно — самое раннее утро раскрасило розовым только вершины гор, и первые лучи солнца осветили статую Парящего Спасителя.
У Эмбер был примерно час до того, чтобы появиться в особняке Агиларов, и она решила посвятить его возвращению домой. В прошлый раз она лишь оставила в дупле дерева вещи, но теперь пришло время подготовиться к тому, что будет на фиесте.
Она достала свёрток и, осторожно ступая по заросшей травой дорожке, прошла к дому. Главные двери, на которых почти не осталось голубой краски, были заперты, замок сильно заржавел, и сейчас открыть его она бы не смогла. Поэтому Эмбер обошла особняк с другой стороны. Весь второй этаж занимала большая терраса, которую поддерживали изящные резные колонны. Раньше под ней стояли чугунные скамьи, керамические вазоны с цветами, а напротив находился сад-оранжерея, где отец содержал редкие растения, собранные из поездок по сельве. Сад уступами спускался вниз к обрыву, а с террасы открывался прекрасный вид на горы и Лагуну, и на статую Спасителя на холме Уэбро.
Но теперь сад имел плачевный вид. Всё заросло мощными лианами и кустарниками. Орхидеи, которые так пестовал отец, давно погибли, и молодые пальмы возвышались на тех клумбах, где когда-то жили удивительные хищные растения, привезённые отцом из путешествий. Всё сплелось между собой, и Эмбер с трудом пробралась через заросли к стеклянной двери, ведущей в дом из сада. Витражное стекло с изображениями цветов и птичек-колибри, видимо, повредила ветка дерева, а окна слева и справа сплошь затянули филодендроны.
Видеть это запустение было так горько и больно, что от воспоминаний в груди всё сжалось, не давая дышать. Эмбер постояла, закрыв глаза, пытаясь глубоко вдыхать и слушая, как щебечут проснувшиеся птицы. Она помнила это место совсем другим. Помнила, как играла здесь, среди этих клумб, и слушала рассказы отца − он любил полежать в гамаке, натянутом в тени террасы, и почитать книгу. Помнила его послеобеденный кофе. Помнила брата, который сражался с этими кустами деревянной саблей…
Тума−ту о−ама. Уама−ама…Тума−ту о−ама. Уама−ама…
Мантра не помогала. Слишком больно было видеть всё это. Слишком больно, чтобы остаться равнодушной и спокойной…
Дверь оказалась не заперта.
Эмбер тронула ручку, и дверь подалась легко, даже не скрипнула. И, наверное, не будь она так взволнована, это должно было её насторожить. Но за дверью Эмбер встретил знакомый мозаичный пол, выложенный квадратами, по которым в детстве она прыгала на одной ноге, и картины, висевшие на террасе,
