Прошлое обрушилось разом, собравшись из маленьких кусочков воспоминаний. А глаза жадно ловили каждую деталь: шёлковые обои в гостиной, тёмно-вишнёвый лаковый рояль, карнизы с узором из листьев, палисандровые перила, столик для газет с резными ножками…

Всё было в запустении, обветшало и покрылось пылью. На полу повсюду разбросанны вещи, бумаги отца, безделушки…

Тума−ту о−ама. Уама−ама…Тума−ту о−ама. Уама−ама…

Осторожно ступая, Эмбер дошла до кабинета. Здесь всё осталось ровно так, как в тот ужасный вечер. Те, кто пришли сюда, что-то искали именно в этой комнате. Перевернули всё вверх дном, открыли каждую книгу, проверили каждый лист бумаги…

Эмбер прислонилась к стене и сползла на пол, не в силах идти дальше. Фигурки нефритовых обезьян валялись на полу, и Эмбер подобрала одну из них. Отец привёз их из очередной поездки. Семь обезьянок, сидящих в разных позах. Обезьяна ест банан, обезьяна чешет голову… Нет, это был не древний артефакт, это для отца сделал один ольтекский резчик по камню. И это был подарок для Эмбер на её седьмой день рождения.

Она сжала фигурку в руке и беззвучно разрыдалась.

Эмбер давно не плакала. Жизнь на службе «королей» нижних ярусов Акадии заставила душу покрыться коркой чёрствости. Но сейчас, когда она снова вернулась сюда, оказалось, что рана так и не заросла. И под этой коркой остались всё те же воспоминания и боль. Она долго плакала и почти обессилела от этих слёз. А потом какое-то время сидела, обхватив колени руками и подтянув их к подбородку. Прислушивалась к дому, пытаясь снова почувствовать его, сродниться с ним и найти в нём своё место. Солнце медленно поднималось и уже коснулось верхушек деревьев, заставив птиц защебетать веселее и начать утреннюю перекличку.

Нужно было развернуть и развесить платье, обдумать план, а потом идти в Вилла Бланко, но она не могла себя заставить это сделать. Всё увиденное снова всколыхнуло ненависть к Агиларам, и ей не хотелось никого видеть.

Взгляд упал на листок с отпечатком чьей-то ноги. Она подняла его и прочла название рукописи: «Ритуалы ольтеков, посвящённые культу Лучезарной богини». Рука медленно опустилась, и Эмбер перевела взгляд на опрокинутые шкафы, вывернутые ящики стола и книги, лежащие на полу распахнутыми, страницами вниз.

Эти люди что-то искали. Что-то среди книг и бумаг отца, потому что вывернули наизнанку каждую его рукопись.

Эмбер встала и осторожно обошла стол. В стене за портьерой был сейф. Грабители безжалостно оторвали портьеру, а крышку сейфа буквально отодрали с петель. Но, судя по тому, что на полу до сих пор валялись поделки из камня и её нефритовые обезьянки, грабители искали не просто, чем бы поживиться, а что-то конкретное. И явно не драгоценности. Они пришли именно в кабинет и перевернули всё именно здесь. Что они искали?

Она вспомнила Мориса и его рассуждения об уликах и внезапно почувствовала, как ноздри защекотало ощущение предчувствия, а мозг стал мыслить чётко и ясно. Она отстранилась от этого дома, от того, что тут случилось много лет назад, от всех эмоций. Будто представила себя Морисом, благо эмпату несложно стать кем-то другим, и посмотрела на это всё свежим взглядом. Взглядом постороннего человека. Что искали эти люди? Явно какую-то бумагу. Ну, или что ещё можно спрятать в книгах или между страниц рукописей?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍«… Ты знаешь, Эми, что это такое? — спрашивает отец, указывая ей на странные квадратные символы, вырезанные на керамической табличке.

Квадрат со скруглёнными краями, а внутри голова то ли льва, то ли змеи с высунутым языком, и рядом какие-то линии.

— Лев? Змея? Змеелев? — спрашивает Эмбер, трогая голову пальцами.

Она выпуклая и вырезана искусно.

— Нет, — смеётся отец, — это не лев, и не змея, а змей. Крылатый змей. Божество ольтеков. А вообще, это логограмма.

— А что это такое?

— Это… Ну, как тебе объяснить… Вот смотри: у нас есть буквы, есть слоги, и есть слова. Ты же уже умеешь писать? Вот! Эти значки, как буквы, слоги и слова для ольтеков. Уже совсем скоро я расшифрую последние из этих символов, и тогда мы сможем прочесть, что написано на их пирамидах».

Именно над этим работал отец незадолго до гибели. Расшифровывал письменность ольтеков и исследовал остатки пирамиды, найденной где-то на территории Акадии. А ещё он вёл подробный дневник, и все свои исследования описывал в двух экземплярах, один из которых складывал в папку, которую назвал: «Для потомков». Он говорил, что этапы исследования и умозаключения, к которым он приходит, расшифровывая записи, имеют отдельную историческую ценность.

И она знала, что эти документы у него лежали не здесь. У отца был ещё один тайник, куда он прятал некоторые бумаги. Он вообще любил всё делить и класть в разные места.

«Яйца нельзя класть в одну корзину».

Он любил повторять эту фразу. И благодаря этому простому знанию Эмбер ещё жива. Именно оно научило её всегда иметь запасной план и несколько тайников, и именно это не раз выручало её в настоящей жизни.

Эмбер направилась в комнату, которая служила отцу мастерской. Она находилась снаружи дома и примыкала к небольшой застеклённой оранжерее, созданной для самых крохотных созданий и бабочек. Часть стёкол в оранжерее разбилась отросшими ветвями дерева, да и бабочек уже давно никаких не было. Эмбер перешагнула через осколки, подошла к двери, надавив на неё, с трудом открыла и вошла в мастерскую.

Внутри всё осталось, как и раньше: стоял стол, и на полках лежали инструменты. Здесь, вооружившись увеличительным стеклом и кисточкой, отец часто исследовал какие-нибудь привезённые предметы. Тут стояли тиски и гончарный круг, и повсюду были разбросаны куски обсидиана, из которых отец пытался делать ритуальные инструменты ольтеков.

Его тайник тоже находился здесь. Эмбер взобралась на стол и сдёрнула с гвоздей деревянную планку карниза. Она знала, что там находится замаскированная ниша, где и был тайник. Планка подалась легко, и внутри тайника она увидела папку с бумагами. Эмбер аккуратно её вытащила, спустилась вниз и, присев на край подоконника, принялась разглядывать свою находку.

Часть бумаг оказалась в запечатанном сургучом крафтовом конверте, а часть — в обычной папке. А снизу лежала какая-то книга, изготовленная в дорожном формате, с обложкой из кожи, которую можно было обернуть вокруг и завязать, чтобы случайно не открылась. На папке был изображён тот самый знак, который ей показывал в карете сеньор де Агилар — глаз и лучи. Знак научного сообщества отца «Теолькун». Эмбер открыла папку и начала перебирать листы.

В то время, когда отец занимался исследованиями, она не