— Сейчас лихорадка уже прошла. Он приоткрыл один глаз.

— Я чувствую жар.

Девушка нахмурилась, и ее сердце забилось сильнее от страха. Что, если лихорадка вернулась? Беспокойно сдвинув брови, она подошла к кровати и потрогала лоб Джоша.

Сухой и прохладный. Не успела она с облегчением вздохнуть, как руки Маккензи сомкнулись на ее талии и он потянул ее к себе. Эмили от неожиданности упала. Несколько пуговок, придерживающих у шеи ее ночную рубашку, с треском отскочили, и грудь девушки обнажилась. Эмили задохнулась от возмущения, но от этого материя только сильнее натянулась. Тогда она стала вырываться.

— Уф! — простонал со вздохом Джош. — Лежи тихо, Эми.

— Я не хочу! Отпусти меня.

— Нет! — Его руки сомкнулись у нее за спиной. Кончики его пальцев задели ягодицы девушки, и она напряглась. Что-то упиралось ей в живот, и, когда она снова пошевелилась, он застонал. — Эмили, перестань вертеться.

Подняв голову, она посмотрела в его глаза и невольно оперлась рукой о его плечо. Он зашипел, стиснув зубы от боли.

— О, прости, Джош. Но ты должен отпустить меня.

— Ни в коем случае, Эми, — произнес он, и его глаза наконец поймали ее взгляд. — Скажи, что ты любишь меня, потому что я тоже люблю тебя. И поцелуй меня. Тогда я сразу поправлюсь.

Она не хочет, она не может, она ни за что не будет этого делать!

Но Джош ни за что не хотел ее отпускать на этот раз. Вместо этого он взял ее голову в свои руки и заглянул прямо в глаза:

— Я люблю тебя, Эми.

Девушка растерялась, потому что она тоже любила его, и внезапно она наконец поняла, почему ее мать все эти годы оставалась рядом с отцом, несмотря на свою жалкую судьбу. Она любила его, а когда кого-то любишь, ничто не важно — ни то, что было раньше, ни то, что будет потом.

Они прильнули друг к другу, их сердца забились в унисон, их губы встретились — и весь остальной мир перестал существовать.

Они целовались раньше. Эмили прикасалась к Джошу, и он прикасался к ней. Но никогда это не было так, как сейчас. Потому что теперь они любили друг друга и знали об этом, а любовь все превращает в чудо.

Эти губы, о которых она столько мечтала, были теперь настойчивыми и властными. Они требовали от нее чего-то, о чем она еще не догадывалась, но очень хотела всему научиться.

Его язык ласкал ее рот. Джош кусал губы девушки, целовал ее подбородок, ее шею. Его большие, тяжелые ладони гладили ее тело сквозь тонкую ткань рубашки.

У него были такие умные пальцы, они освободили ее тело от ненужных преград, обнажили его для новых прикосновений, для восторженных взглядов. Под взглядом Джоша Эмили захотела отдать ему все, что у нее есть. Она всегда хотела этого.

Эмили легла рядом с ним. Простыня соскользнула с него, и от вида его обнаженного тела у нее перехватило дух. Сейчас Маккензи казался ей таким большим, таким грубым — настоящим мужчиной.

Медленно протянув к ней руки, Джош нежно взял ее груди в свои ладони. Ощущение, которое пронзило Эмили, было восхитительным, особенно когда он потер большими пальцами ее тугие соски. Но когда она посмотрела ему в лицо, то увидела, что оно полно благоговения, нежности, любви. От этого все, что она чувствовала к нему, увеличилось десятикратно.

Эмили подалась вперед.

— Джош, — прошептала она, — пожалуйста, не буди меня на этот раз.

Он посмотрел на нее с недоумением.

— Не будить тебя?

— Ты знаешь, сколько раз я видела этот момент во сне? Сколько мечтала об этом? Скажи мне, что надо делать.

Его глаза потемнели, он обнял ее за талию другой рукой и придвинул ближе к себе, а потом снова прильнул к ней губами.

Его губы делали свое дело, а руки тем временем ласкали ее тело. Эмили поежилась, как от холода, несмотря на то что оба они горели. Ее рука, подстегиваемая желанием, потянулась к его груди. Свет лампы отбрасывал отблески на его кожу, делая темные спутанные волосы на груди золотыми. Она услышала, как у него вырвался вздох, когда она провела пальцем по его коже. Ее пальцы стали смелее, они гладили его, путались в волосах у него на груди, они знакомились с его телом. До сих пор она мечтала об этом только во сне.

Эмили нащупала повязку на плече. Здесь, наверное, останется шрам от пули — шрам, который Джош получил, защищая ее. Когда эта мысль пришла ей в голову, это еще сильнее подхлестнуло ее страсть.

Он зарылся лицом в ее волосы, сделал глубокий вдох, потерся о ее щеку и прошептал:

— Ты пахнешь солнечным светом.

Она улыбнулась, коснувшись губами его потемневшей от щетины щеки, и провела кончиком языка по мочке его уха.

— А ты пахнешь как настоящий мужчина.

Дрожь прошла по его телу. Решив, что это и в самом деле вернулась лихорадка, Эмили отпрянула и посмотрела ему в лицо. Глаза Джоша были закрыты, рот сжат, весь он выглядел каким-то уязвимым. Таким трогательным она раньше никогда не видела его. Кроме всего прочего, он все-таки очень болен. Может быть, страсть совсем истощила его силы?

Девушка провела рукой по его лбу, по колючей щеке. Лоб был теплый, но это было не болезненное тепло. Жар страсти имел совсем другой вкус. И она тоже это чувствовала.

Эмили думала, что он откроет глаза при ее прикосновении. Вместо этого он потерся щекой о ее ладонь и снова зарылся лицом в ее волосы. Ее сердце заколотилось, и она проглотила комок в горле.

— Джош, может быть, это неразумно? Ты все-таки очень болен. Тебе надо беречь свои силы.

Открыв глаза, он опрокинул Эмили на кровать и склонился над ней:

— Это самое лучшее лекарство, о котором только может мечтать мужчина.

Дрожа от предвкушения, она ждала, чтобы он расстегнул оставшиеся пуговицы ее рубашки. Теперь одежда была им не нужна. Потом Джош медленно наклонил голову, и его губы прикоснулись к розовому бутону ее груди. Она беспокойно шевельнулась под ним.

— Я сделал тебе больно? — прошептал он, оторвавшись от ее груди.

Она запустила пальцы в его волосы и покачала головой.

— Нет, ты никогда не делаешь мне больно.

Это было правдой. Девушка знала это с самого первого момента, как только увидела его. Маккензи мог быть опасным, грубым и жестоким, потому что это был человек, исполняющий свою работу, — но он никогда не сделал ей больно. И никто теперь не посмеет прикоснуться к ней, когда Джош рядом.

Приподняв голову, он посмотрел ей в лицо. Ее груди затрепетали, когда он рассматривал их, потом взгляд его спустился ниже. На кого она только похожа, лежа в неверном свете лампы, с растрепанными волосами, разбросанными по плечам, а соски влажные от его губ? И она сделала единственно верное движение, которое ей подсказывал ее женский инстинкт, — она прильнула к нему.