– Крепкая дубовая дверь вроде этой наверняка пару минут удержит твоих парней, пока они не раздобудут топор, – сказал центурион. – Но за это время мы успеем отсюда уйти. Разумеется, прихватив с собой твою голову.

Охранник застонал, кое-как поднялся на ноги, помотал головой и сжал кулаки.

– Зря ты меня не убил, когда у тебя был такой шанс. Голыми руками меня давно уже никто не побеждал. Сейчас я сломаю тебе твой гребаный хребет и на глазах у твоей бабы выпущу тебе кишки.

Уверенный в своем физическом превосходстве, громила шагнул вперед. Юлий встряхнул кистями и сжал их в огромные кулаки. Проворно отклонившись в сторону из-под первого удара, он схватил Плюху за вытянутую левую руку и, с силой дернув ее вниз, к своему поднятому колену, сломал ее в локте. Противник тотчас издал крик боли и ужаса, а Юлий, не теряя времени, боднул его головой в нос. Плюха пошатнулся – лицо его теперь являло собой кровавое месиво. Шатаясь, он отлетел к дальней стене, возле которой в луже крови валялся Пыр. Из горла умирающего бандита по-прежнему торчал кинжал Юлия.

– Как жаль, что не нашлось умного человека обучить тебя правилам настоящего боя, – заговорил центурион. – В отличие от тебя, с тех пор как я в пятнадцать лет уехал отсюда, я сражался с настоящими бойцами. Солдатами, которые в два счета могли пустить кровь, стоило их вольно или невольно спровоцировать. Я дослужился до центуриона, выбивая дерьмо из любого, кто оказывался у меня на пути. Если раньше я старался не ссориться с тобой, то лишь затем, чтобы избежать драки, которая закончилась бы плачевно. Сначала для тебя. Затем для нее.

Дверь, которая вела в коридор, затряслась. Похоже, в ответ на крик охранника прибыло подкрепление, и теперь бандиты плечами и сапогами колотили в дверь. На счастье Юлия, и дубовая дверь, и засовы на ней оказались крепкими и пока выдерживали натиск. Центурион кивком дал знак Аннии. Та поднялась с кровати и надела тунику. Плюха же медленно кивнул, а потом здоровой рукой потянулся к умирающему товарищу и выдернул у него из шеи нож. Тот с чавкающим звуком выскользнул из плоти. Пыр конвульсивно дернулся и снова растянулся в луже собственной крови.

– Что ж, пожалуй, ты прав, – ответил Плюха, сдавленным от боли голосом, хотя глаза его по-прежнему сверкали яростью. – Сейчас проверим, умеешь ли ты обращаться с ножом так же хорошо, как трепать языком.

Спрятав за спиной сломанную руку, чтобы Юлий не дернул ее, он, словно краб, двинулся вперед, играя ножом перед самым его лицом. Острие рисовало в воздухе смертельные узоры. Центурион осторожно шагнул ему навстречу. Рука бандита с зажатым в ней ножом была нацелена ему прямо в глаза, однако Юлий успел отпрянуть. Косой удар Плюхи пришелся по его животу, и на белой тунике показалась красная линия. Юлий поморщился.

– Ну вот, ты добился своего. Солдат, который одолжил мне тунику, обосрется от злости, когда увидит, во что ты ее превратил.

Видя, что бандит собрался повторить удар, центурион стремительным движением перехватил его здоровую руку и крепко сжал ее пальцы. Плюха зашипел от боли и попытался вырвать руку из его железной хватки, но Юлий напряг мощные мышцы правой руки, с силой направляя руку бандита с зажатым в ней ножом в его же сторону.

– Не вздумай!.. – Поняв его намерение, Плюха удвоил сопротивление. Он боднул Юлия в лицо, но тот сжал в кулак вторую руку и с силой врезал ею в физиономию бандита. Было слышно, как треснула кость, а затем центурион одним мощным движением вогнал нож Плюхе в мошонку и несколько раз, словно пилой, поводил им взад-вперед. Охранник взвыл от боли, а Юлий, вытащив нож из его ослабшей руки, оттолкнул его от себя. Схватившись за ошметки своего мужского достоинства, бандит, шатаясь, попятился прочь, безумным взглядом глядя на Юлия. Кровь ручьем стекала по его ногам на пол.

– Думаю, с него хватит. Ты готова уйти со мной? – спросил центурион, обернувшись к Аннии. Стараясь не смотреть на окровавленного охранника, та шнуровала сандалии и ответила, не поднимая глаз:

– Все, что, у меня было, или я думала, что было, обратилось в прах. Да и с самого начало являлось ложью…

Юлий подошел к двери, за которой теперь стало тихо. Те, кто был там снаружи, поняли всю бесполезность своих усилий. Топора, похоже, у них с собой не было.

– Эй, вы, кто там снаружи! Передайте Петру, что я еще вернусь за ним. Скажите вашему главарю: я намерен уделить его смерти гораздо больше времени, чем этим двум болванам. – С этими словами Юлий бережно взял Аннию за руку и повернулся к потайной двери. – Пойдем отсюда, прежде чем они поймут, что существует второй выход.

На верхней площадке лестницы он остановился и, видя, что Плюха смотрит ему вслед, покачал головой. Лицо бандита было перекошено гримасой боли.

– Помнишь, когда ты назвал меня сынком, а я улыбнулся и проглотил гордость, чтобы увидеть ее? – Юлий кивнул на Аннию. – Сегодня в этой комнате был всего один сынок, и это точно не я. Сдохни в муках, сынок!

Когда городская стража увела его из базилики после того, как он принес весть об убийстве своего хозяина и его отряда, Торнак с благодарностью лег на жесткие нары в одной из пустых тюремных камер и, сложив доспехи у стены рядом с открытой дверью крошечного помещения, тотчас провалился в сон. Стражники быстро забыли о нем. Повздыхав о незавидной участи бедняги, они, как им приказал Скавр, отправились делать свое дело, а именно, охранять город от возможного нападения. Когда же тени на улице за зарешеченным окном тюремной камеры начали удлиняться, Торнак встал с нар, застегнул на талии ремень, взял оружие и, помахав дежурному офицеру рукой, вышел из здания тюрьмы.

– Спал сном младенца, – сказал он, уходя.

Охранник сочувственно кивнул:

– Понятное дело. После того, что ты видел…

Он не договорил, и Торнак благодарно поджал губы.

– Что было, то было. Нужно жить дальше. Поскольку заняться мне нечем, я мог бы помочь вам. Где бы вам пригодился еще один человек?

Начальник стражи невесело усмехнулся:

– Ты лучше спроси, где он мне не нужен. Нас всего двадцать пять на восемь ворот и на городские улицы. – Он оценивающим взглядом посмотрел на Торнака. – Ты мог бы пойти к каким-нибудь воротам, а тамошнего караульного можешь прислать сюда, чтобы он патрулировал улицы.

С этими словами охранник взял из аккуратной стопки на столе вощеную табличку, быстро написал на ней приказ и приложил к мягкому воску официальное кольцо-печатку на правой руке, после чего вручил табличку Торнаку. Тот кивнул, отсалютовал и с решительным видом вышел из двери как раз в тот момент, когда в рабочую комнату ворвался один из караульных.

– По западной дороге движутся около пятисот человек! – закричал этот человек. – Готов спорить на что угодно, что это не наши ребята, которые сегодня днем вышли из города!

Начальник городской стражи нахмурился: