Когда вагон достиг верхней точки, 264 фута над землей, миссис Феррис влезла с ногами на сиденье и издала громкий веселый клич, обращенный к пассажирам следующего вагона и к тем, кто стоял на земле.

Однако вскоре пассажиры затихли. Новизна ощущения прошла, и истинная мощь того, что они увидели, стала очевидной.

«Это было самое прекрасное зрелище, которое можно видеть, когда вагон начинает спуск – в это время вся земля расстилается перед вами, – вспоминал Гронау. – Вид настолько грандиозный, что вся первоначальная робость улетучилась, и я даже прекратил наблюдать за движением вагона». Солнце, тоже начавшее садиться, заливало оранжевым светом побережье озера. «С высоты гавань выглядела словно утыканной кораблями самого разного вида, которые казались нам какими-то плоскими фигурками, а отраженные лучи прекрасного заката заливали сиянием окаймляющий озеро ландшафт; от того, что видели наши глаза, невозможно было оторваться». Весь парк открывался взору в виде замысловатой многоцветной движущейся картины. Лазурного цвета лагуны. Корабли с электродвигателями, оставляющие позади шлейфы из мелких, сверкающих, как бриллианты, капель. Карминовые цветы, мелькающие в зарослях камыша и рогоза. «Зрелище было настолько захватывающим, что все разговоры разом смолкли, и мы, придя в неописуемое восхищение, казалось, позабыли обо всем. Я никогда в жизни не видел ничего подобного и сомневаюсь, что когда-либо жизнь снова побалует меня подобным зрелищем».

Это мечтательное настроение было слегка подпорчено тем, что время от времени забытые рабочими гайки и болты падали вниз, ударяя по крыше вагона.

* * *

Зрителям все-таки удалось проскользнуть мимо охраны и проникнуть в следующие вагоны, но Гронау и Райс не обратили на это внимания. Инженер в шахте не останавливал вращения колеса до тех пор, пока наступающие сумерки не сделали продолжение аттракциона опасным, но стоило ему остановить колесо, как искатели острых ощущений хором потребовали предоставить шанс и им. В конце концов Райс объявил тем, кто сумел пробиться в вагоны, что, если они не выйдут, он поднимет их в высшую точку, остановит колесо и оставит их на этой высоте на всю ночь. «Это, – как вспоминал Гронау, – возымело действие».

Сразу после выхода из вагона миссис Феррис отправила мужу телеграмму с подробным описанием успешно проведенных испытаний. В ответной телеграмме он написал: «Да благословит тебя бог зпт моя дорогая».

На следующий день, в понедельник, 12 июня, Райс телеграфировал Феррису: «Еще шесть вагонов установлены на колесо сегодня. Люди буквально рвутся к колесу, и нам требуются дополнительные силы охраны, чтобы держать их на расстоянии». Во вторник общее число установленных на колесо вагонов достигло двадцати одного; следовательно, установить оставалось всего пятнадцать вагонов.

* * *

Бернэм, как обычно, не обращал особого внимания на детали, но сейчас он был всецело сосредоточен на том, какой по конфигурации и на каком расстоянии от колеса будет установлен ограждающий его забор. Он хотел видеть забор открытым, то есть с проемами, через которые можно будет видеть аттракцион. Феррис настаивал на том, что забор должен быть сплошным.

Феррису уже надоели настойчивость Бернэма и его вмешательство даже в вопросы эстетического характера. В телеграмме Лютеру Райсу он жаловался: «…ни Бернэм, ни кто другой не имеют никакого права диктовать нам, каким забором окружать нашу площадку, сплошным или открытым – ведь это чисто эстетический вопрос».

Феррис настоял на своем. Забор в конце концов решено было делать сплошным.

* * *

Наконец все вагоны были подвешены, и колесо было готово к тому, чтобы отправиться в первый рейс с пассажирами, оплатившими свое путешествие. Райс хотел начать поездки в воскресенье, 18 июня, на два дня раньше, чем было запланировано, но теперь, когда колесо было полностью собрано и было решено провести его окончательное испытание – с полной загрузкой пассажирами, в том числе и целыми семьями, – члены совета директоров компании Ферриса уговаривали его отложить полномасштабную эксплуатацию аттракциона на один день. В телеграмме на имя Ферриса они писали: «Неразумно открывать для публики аттракцион с колесом до дня открытия зпт потому что аттракцион подготовлен не полностью и нет гарантии его полной безопасности».

Феррис согласился с их требованием, хотя и неохотно. Незадолго до этого он отправился в Чикаго, а перед этим телеграммой уведомил Райса: «Если совет директоров принял решение не вводить аттракцион в полномасштабную эксплуатацию до среды зпт вы должны выполнять их решение».

Было похоже, что совет директоров находился под впечатлением происшествия, случившегося в прошлую среду, 14 июня, на Мидуэйской бобслейной трассе, при спуске по ледяной эллиптической дорожке двух спаренных бобслейных саней, способных развить скорость до сорока миль в час с полным комплектом пассажиров. Владельцы только что закончили строительство аттракциона и начали первое испытание с пассажирами – пассажирами были только работники компании, – но неожиданно еще две группы зрителей силой втиснулись в сани: восемь человек в первые, шесть – во вторые. Трое из самозваных пассажиров были блумовскими алжирцами, которые пришли на ледяную трассу потому, как объяснил один из них, что «никто из нас никогда не видел льда» – причина весьма недостоверная, поскольку алжирцы только что пережили одну из самых холодных чикагских зим.

Примерно в шесть часов сорок пять минут вечера оператор открепил сани – и вскоре они уже неслись по льду на максимальной скорости. «Перед самым закатом солнца я услышал, как сани мчатся по кривой, – рассказывал «колумбийский гвардеец», ставший невольным свидетелем этого спуска. – Они, казалось, летели. Первые сани вышли на поворот. Они налетели на угол возле западного конца дорожки, но все закончилось благополучно. Вторые в той же точке столкнулись с боковым барьером, но вылетели с трассы. Передняя часть саней вместе с людьми, крепко держащимися за сиденья, пробила ограждение и свалилась на землю. В момент падения сани перевернулись, и люди оказались внизу».

Сани пропахали землю на протяжении пятнадцати футов. Один пассажир погиб, другой – им оказалась женщина – получил перелом челюсти и обоих запястий. Четверо других мужчин, в том числе двое алжирцев, отделались контузиями и ушибами.

Этот трагический эпизод лег черным пятном на выставку, но каждый понимал, что Колесо Ферриса с тридцатью шестью вагонами и более чем двумя тысячами пассажиров, сидящими в них, таит в себе опасность катастрофы практически немыслимых масштабов.

Несмотря на свои опасения, Олмстед предоставил разбираться со всеми осложнениями, возникшими с ярмарочным ландшафтом, Ульрику, а сам взялся за выполнение неотложных дел, связанных с работой и поездками, в процессе которых ему предстояло побывать в шестнадцати штатах. В середине июня он снова оказался в имении Вандербильта в Северной Каролине. Во время поездки, находясь в железнодорожных вагонах, на вокзалах, в отелях, он расспрашивал своих случайных попутчиков об их впечатлениях от выставки, не раскрывая при этом себя и своего участия в ее создании. Слабая посещаемость выставки беспокоила его и приводила в недоумение. Он расспрашивал попутчиков, посетили ли они выставку, и если да, то каково их мнение о ней, но особенно интересовало его мнение людей, еще не посетивших выставку – что они о ней слышали, планируют ли они ее посетить, а если нет, то что их удерживает.