Учитывая совсем не враждебные отношения ОАЭ с бен Ладеном, а также с талибами (ОАЭ были одним из всего трех государств, признавших талибов законными правителями Афганистана), 11 сентября могло нанести серьезный удар по глобальной репутации Дубая. Однако на деле теракты обернулись для него благом, дав старт мощному экономическому росту, конец которому положил лишь мировой финансовый кризис. Направленные на борьбу с отмыванием денег положения «Патриотического акта», принятого США сразу после терактов, снизили инвестиционную привлекательность Соединенных Штатов для арабских богатеев. Одни лишь саудовцы, по оценкам, вывели тогда из американской экономики более 300 миллиардов долларов9. В то же время из-за нестабильности на Ближнем Востоке, обострившейся после терактов и последующего американского вторжения в Афганистан и Ирак, заметно выросли цены на нефть, которые уже и так поднимались в ответ на растущий спрос в таких странах, как Китай и Индия. Таким образом, 11 сентября, с одной стороны, привело к росту нефтяных доходов стран Залива, а с другой – сделало невыгодным бегство капитала в США. Самым логичным местом для инвестиций стал региональный финансовый центр – Дубай. Ну а шейх Мохаммед не сидел сложа руки и быстро превратил этот поток в полноводную реку.

В 2002 году он первым из правителей стран Персидского залива издал указ, разрешающий иностранцам владеть землей. Прежде в Дубае не было рынка недвижимости. Участки распределялись почти как при феодализме; вся земля принадлежала шейхам или их приближенным из местных богачей, которым шейхи жаловали часть своих владений. Все остальные, в том числе абсолютно все иностранцы, могли быть только арендаторами. После реформы 2002 года каждый мог приобрести дом в Дубае – такая возможность оказалась особенно привлекательной для богатых семей из соседних нестабильных стран. Состоятельные ливанцы, в ужасе ожидающие новой гражданской войны, индийские нувориши, желающие отдохнуть от нищеты за порогом, российские олигархи, нагревшие руки на растаскивании советских богатств, – все принялись вкладывать средства в дубайскую недвижимость. Тем, чем для латиноамериканской элиты уже давно был Майами – тихой гаванью для миллионов, которые слишком рискованно хранить на родине, – Дубай стал для магнатов и взяточников Ближнего Востока, Северной Африки, Южной Азии и бывшего Советского Союза. Крайним выражением этого процесса стали девять приморских особняков общей стоимостью 44 миллиона долларов, в один присест приобретенные диктатором Азербайджана в 2009 году на имя 11-летнего сына10.

Успех этой не имевшей прецедентов реформы привел к тому, что транснациональная консалтинговая фирма в области недвижимости Jones Lang LaSalle наряду с Дублином и Лас-Вегасом провозгласила Дубай «Лучшим городом мира» 2002 года11. В сознании мировых инвесторов Дубай теперь соседствовал с куда более известными конкурентами – столицей «кельтского тигра» и игорным оазисом в пустыне Мохаве, который в то время был самым быстрорастущим городом крупнейшей экономики мира. Все три города пережили в этот период мощный экономический бум, но в Дубае рост был самым впечатляющим.

Если ранний Петербург был ренессансной перспективой, осуществленной на невских болотах, Дубай стал реальным SimCity – фантастическим мегаполисом, как по волшебству перенесенным с экрана принадлежащего архитектору ноутбука прямо в девственную пустыню. По берегу моря выросли жилые комплексы, а вдоль ставшего спинным хребтом города скоростного шоссе шейха Зайда начали подниматься офисные комплексы самых диковинных форм: гигантский гвоздь, серебристый песчаный червь, даже пока не построенный шар – «дубайская Звезда смерти». Архитектурные фирмы изо всех сил старались не отставать от спроса и так быстро переводили сюда новых сотрудников, что на всех едва хватало компьютеров. В период с 2002 по 2008 год население города удвоилось, а площадь увеличилась в четыре раза – в частности, в результате нацеленных на сверхприбыли проектов по осушению и намыванию новых территорий12. Последние живо напомнили о похожем буме в Бомбее XIX века, хотя дубайские участки отвоеванной у моря суши и имеют куда более безумные формы пальм и карты мира. В 2008 году объем строительства в Дубае не уступал Шанхаю, городу с населением в тринадцать раз больше13.

Параллельно, неустанно работая над привлечением в город транснациональных компаний, шейх Мохаммед превратил Дубай в деловой центр Ближнего Востока. В начале 1980-х годов он вдохнул новую энергию в вяло развивающийся порт Джебель-Али, объявив его первой «свободной зоной» Дубая. Название было не совсем точным. Свободная зона в большинстве стран – это просто территория, где компании освобождены от налогообложения. Но в Дубае и так не было ни корпоративных, ни подоходных налогов; бюджет наполнялся в основном за счет прибыли государственных предприятий, доходов от продажи нефти и так называемых «налогов на грех» (то есть на алкоголь). Свободная зона Джебель-Али больше напоминала «особые экономические зоны» в Китае Дэн Сяопина, где действует отдельное законодательство, совсем не такое, как за их пределами. За воротами Джебель-Али деловые отношения по-прежнему регулировались строгими нормами шариата, по которым, например, человек, не способный выплатить долги, отправлялся в тюрьму. Зато в границах новой свободной зоны бизнес мог работать примерно по тем же правилам, что и на Западе, в соответствии со специально созданным гражданского-правовым кодексом, подогнанным под нужды портовых предприятий. В таких условиях Джебель-Али расцвел, став одним из самых оживленных портов на планете, где теперь обрабатывается более 10 миллионов контейнеров в год14.

На волне успеха Джебель-Али шейх Мохаммед начал выгораживать в пустыне все новые свободные зоны для тех отраслей бизнеса, которые, как ему казалось, пойдут Дубаю на пользу. Однако раздел Дубая на свободные зоны – это не просто стратегия экономического развития. Ситуация, когда в одном городе действует сразу несколько правовых режимов, станет отныне определяющей для Дубая. Соседство очень разных групп населения всегда было серьезной проблемой для правовой системы глобальных городов. Создав мозаику свободных зон, Дубай предложил новое решение этой головоломки. Если в Шанхае эпохи иностранных концессий жители подчинялись различным законодательствам в зависимости от гражданства, то в Дубае нужно соблюдать правила того района, где сейчас находишься. В Шанхае принцип экстерриториальности означал, что, независимо от местонахождения, юридически вы всегда были у себя дома; разделение Дубая на свободные зоны привело к тому, что перемещение из района в район в правовом смысле сравнимо тут с путешествием из страны в страну.

Дубайский международный финансовый центр (DIFC) – свободная зона, открытая в 2002 году в пустыне неподалеку от шоссе шейха Зайда. Ее ансамбль, спроектированный архитектурной фирмой Gensler из Сан-Франциско, представляет из себя подкову офисных корпусов, в центре которой стоит 12-этажное здание в виде арки. Очень быстро весь комплекс заполнили представительства гигантов мировой банковской системы, включая Citibank, HSBC, Standard Chartered и Crédit Suisse.

Американцы помогли монарху не только с архитектурным проектом: создать в Дубае финансовый район, в котором действовали бы отраслевые нормы западного типа, Мохаммеду предложила крупнейшая американская консалтинговая фирма McKinsey. Разработать свод правил для DIFC поручили ветерану сферы финансового регулирования Эрролу Хупманну, переманенному в 2003 году из австралийской Комиссии по ценным бумагам и инвестициям. «План сводился к тому, чтобы освободить 44 гектара земли от действия законов [ОАЭ], просто вывести их из-под местной гражданской и коммерческой юрисдикции, – с австралийским акцентом объясняет одетый в костюм в тонкую полоску Хупманн, сидя в своем просторном кабинете в верхней части арки. – А потом нам понадобились свои законы, чтобы заполнить этот вакуум. Они основаны главным образом на британском опыте, хотя там есть немало австралийского, ведь это я их писал».