всему, в изрядном подпитии поздно возвращался из ресторана, а жена караулила его на остановке, подальше от дома, не желая, чтобы соседи стали свидетелями этой бурной сцены.

— Успокойтесь! — Белов миролюбиво поднял руки над головой. — Я… я возглавляю следственную бригаду о… пропаже детей в воинской части. Я встречался с директором школы, чтобы выяснить некоторые подробности. Поэтому, разумеется, мне известны все имена и фамилии детей… и… кое-что еще.

Маша остановилась.

— Пожалуйста, успокойтесь, — повторил Белов. — Мы с вами под одну сторону баррикад. И у нас одна задача.

— Какая? — отступив на шаг, тихо спросила Маша.

— Вернуть детей.

— Значит, все-таки, это… правда?

— Что они пропали? Да. Это правда. ЧП городского масштаба. Они исчезли сразу после полудня. Как сквозь землю провалились. По тревоге подняты все службы. Лес и близлежащие окрестности прочесали десять раз, радиус поиска постоянно расширяется. Но пока… — он вдруг посмотрел на нее в упор. — А вы откуда узнали, что они пропали? Об этом никто не знает кроме меня и еще нескольких человек из следственной группы.

— Он мне сказал. Он сказал, что они там. — Маша вдруг сообразила, что следователь или кем был этот мужчина, вряд ли поймет слово «ТАМ». — Они попали в сорок первый год. Вся группа, то есть, отряд, где они были в роли партизан. Всего семь человек.

— Семь человек и командир Шаров, — подтвердил хмуро Белов. — Как вы понимаете, я как советский следовтель не допускаю мысли о каких-то там исчезновениях и перемещениях во времени. Это невозможно.

Маша кивнула.

— Я как постоянный лектор общества «Знание» тоже этого не допускала. До сегодняшнего дня. И… вы сказали — Шаров? — Маша подняла голову. — Это который…

— Бегун.

— Странно. У Витьки в комнате висит календарь с его фотографией.

Белов едва заметно качнул головой. Она не могла знать все эти сведения, не могла знать, с чем столкнулся он — необъяснимым и загадочным. Значит, хотя бы отчасти она говорит правду.

— У меня к вам очень много вопросов. И чем точнее вы ответите, тем больше шансов, что мы найдем детей. И самый первый вопрос — где этот Гром, о котором вы говорите?

Мимо промчалась карета скорой помощи с включённой сиреной и мигалками и у Маши заныло сердце.

— Гром? — спросил она чужим, отрешенным голосом. — Его… больше нет. Он ушел.

— Куда? — на лице мужчины отразилось удивление.

Маша слегка развела руками и подняла взгляд к небу.

— Туда. Он сказал, что так надо. Я пыталась его удержать, но…

— Куда? Куда он пошел⁈ — Белов взял Машу за руку и слегка встряхнул.

— Он сказал, что в колодец. Тот, который… Моцарта.

— Вот же черт! — вырвалось у опера.

— Что? Что-то не так?

— Мне… мне нужно позвонить, я не смог дозвониться и двушки кончились. И потом мне тоже необходимо туда попасть. Покажете, где находится колодец? Это срочно. И очень важно.

Маша растерянно посмотрела на милиционера.

— Вы можете позвонить из моей квартиры. И… насчет колодца… я ни разу там не была, но по рассказам Вити примерно представляю, где он находится.

Белов снова оглянулся.

— Идемте быстрее. Времени очень мало!

Они зашагали к той самой арке, через которую Маша проходила совсем недавно. Ее трясло и знобило, но ощущение твердой мужской руки придавало уверенности.

Дома Маша поставила чайник и пока Белов звонил, насыпала в кружки дефицитного растворимого кофе. Она не хотела подслушивать, но в квартире стояла давящая тишина, которую не смог оживить даже шум закипающего чайника.

— Вербицкий. Да. Имени не знаю, работает в какой-то психбольнице, скорее всего, городской, но нужно проверить и область. — Он помолчал, потом изумленно воскликнул: — Сколько? Ты шутишь, Пряников? Какое утром⁈ Утром будет поздно!

Маша застыла с чайником в руках. По спине пробежал холодок.

— Хорошо. Сорок минут. Если успеешь быстрее, позвони… — Маша увидела в зеркале, как он привстал, выглянул из прихожей и, зажав трубку рукой, спросил: — Какой у вас номер?

Она продиктовала, Белов повторил номер в трубку и почти сразу положил ее на рычаг.

— Я почти рядом! — сказал он и потер руки. — Мы возьмем его!

— Кого? — с ужасом спросила Маша.

— Того, кто все это устроил.

— Значит… это не само собой вышло?

Белов покачал головой.

— Боюсь, Мария…

— Можно Маша.

— Маша… боюсь, с таким запутанным делом я ни разу в жизни не сталкивался. И за всем этим, судя по всему, стоит один человек. Я так думаю.

— Кто? — уставилась она на него расширившимися от ужаса глазами.

Он вздохнул.

— Пока не знаю. Сейчас дежурный постарается найти для меня сведения. Время-то уже позднее. — Он глянул на часы: — Почти час ночи. Это в КГБ на ЭВМ перешли. А у нас в МУРе все на карточках.

— А зачем вам колодец?

— Преступник выдвинул требование, которое я должен выполнить. Оно связано с этим колодцем. Иначе…

Маша медленно поставил чайник на стол.

— Что?

Белов подошел к окну, отодвинул занавеску и посмотрел на темный двор.

— Боюсь, ничего хорошего. Но… не будем об этом. Сейчас важно делать все четко и последовательно.

— Кофе будете?

— Не откажусь.

Она налила в чашки кипяток, присела на табуретку.

Белов тоже сел напротив, отхлебнул кофе.

— Хороший… — он помолчал, разглядывая спартанскую обстановку. — А теперь скажите, Маша… где магнитофон?

Она дернулась, страх пронзил ее грудь горячей стрелой. А ведь она даже не спросила у него удостоверение. Возможно, он вообще никакой не милиционер и был возле школы совсем по другому поводу. А Гром… может быть, они вместе — преступники и… вот, магнитофон… та единственная ниточка, которая дает ей надежду — они хотят его забрать. Потому что… в руках преступников такой аппарат — поистине бесценная вещь.

Все эти мысли пронеслись в ее голове со скоростью урагана. Мужчина смотрел на нее пытливым взглядом.

— Дура… — сказала она тихо и едва не заплакала от собственной неосмотрительности.

— Что⁈ — Белов поставил чашку на стол.

— Я привела вас сюда, чтобы… я даже не знаю, кто вы! Может, вы с ними заодно!

Мужчина мягко улыбнулся, достал красную корочку, на которой под вытесненным гербом СССР крупными буквами было написано