бывшую королеву? Не поверю! Ты с папами Дани и Анри помогли свергнуть бывшего императора! Вы полетели на Сеат помочь разобраться с врагами и схалтурили! – жёстко чеканю, совершенно не страшась родительского гнева. И не замечаю, как на нашу ругань приходят посмотреть почти все близкие.

– Ты права. Во всём права, – спокойно отвечает папа Стей, поджав губы и хмурясь. – Мы не снимаем с себя ответственности. Но твои советники по безопасности и разведке должны…

– Мои советники должны защищать меня и Ахернар! – перебиваю отца. – И до вчерашнего дня они вполне успешно с этим справлялись! Они не обязаны подчищать за вами и Сириусом! А ты гражданин совершенно другой планеты и лезть в дела моей планеты не имеешь права!

– Я всё ещё твой отец, Ведана! – рявкает мужчина, подходя ближе. – Если придётся, закрою тебя вместе с планетой железным занавесом! И не допущу, чтобы их ошибки стоили тебе жизни!

Папа всё-таки ловит меня и стискивает крепко-крепко.

– Разве не ты говорил, что мы, живые разумные, совершаем ошибки. И это не плохо. Ведь на ошибках учатся, – уже тише бормочу, прикрывая глаза. Всё-таки есть какая-то сила в этих обнимашках.

– Не помню, чтобы я такую глупость говорил, – ворчит папа, целуя в макушку. – Надо учиться на ошибках других, а не на своих. Давай хотя бы Арткура уволим в назидание другим. Я тебе подберу кого-нибудь получше.

– Папа! – возмущённо отпихиваю родителя. Подхожу к молчаливому безопаснику и переплетаю с ним пальцы. – Он лучший глава Тайной канцелярии, советник по безопасности и жених! Другого мне не надо! Я выбрала его. Я люблю его!

Последнее признание вырывается совершенно случайно, в запале. Брови папы лезут на лоб от удивления. Я тоже слегка в шоке, всегда сначала говорю, а потом думаю. Дурная привычка. Но обдумать сказанное не успеваю. Аркур рычит, шипит и, дёрнувшись, падает навзничь.

Опускаюсь рядом с ним, обнимаю голову, прижимая к груди. Глажу по волосам, чувствуя, как сердце ускоряет бег. И в душе расцветает яркое тёплое счастье. Ведь он тоже любит меня, иначе бы его так не корёжило.

Мужчина стискивает мои бока, почти наваливаясь. Его трясёт и колотит около минуты. Восстановившись, он поднимается на ноги и помогает мне встать. Прижимает к своему телу и раскрывает крылья. Обсидианово-чёрные, как я и думала. Арткур укрывает ими нас, обнимает моё лицо ладонями, и мы замираем. Просто смотрим глаза в глаза, дышим одним воздухом в этом коконе из перьев. И насыщаемся нашим обретением.

– Выходим, товарищи! У вас дел нет? Сейчас найду! Быстро в допросную! – слышу папин голос. Он обходит нас и, похоже, выпроваживает собравшихся. – Поздравляю с обретением, – иронично усмехнувшись, папа оставляет нас совершенно одних. И тихо хлопает дверь.

Глупо улыбаюсь, Арткур тоже улыбается и ярко светит молниями в потемневших глазах.

– Скажи ещё раз, – просит он.

– Я люблю тебя, Арткур Коланца, – шепчу совершенно искренне.

Чёрные крылья мерцают светло-голубыми искрами пробегающих разрядов, и перья подрагивают. Выпускаю свои крылья, они льдисто-белые и меньше, чем у жениха. Такой необычный контраст завораживает нас обоих.

– Я тоже люблю тебя, Ведана Леонова, – отвечает Арткур и, потянув на себя, жадно целует.

Глава 50

Мы немного увлеклись, разметали все отцовские документы. Жених посадил на белоснежный стол и, вклинившись между ног, жадно клеймил поцелуями, зажигая меня и распаляя. Вот я его слегка и раздела. Просто хотелось добраться до горячего тела. Провести по оголённой коже пальцами, согреться им. Это какая-то форма зависимости. Хотеть касаться, целоваться до горящих губ, вдыхать его запах и желать большего.

– Это кабинет твоего отца, Веда, – шепчет Арт, отрываясь от губ и прокладывая дорожку жёстких поцелуев вниз по шее. Будто я не знаю, где мы. Смешной такой.

– Вот именно, сюда никто не зайдёт, – выдыхаю, выгибаясь в сильных руках. Он первый начал соблазнять меня. Вся ответственность на нём.

– Кроме него, – усмехается Арткур и, пробравшись под блузку, накрывает ладонью грудь.

– Испугался очередного увольнения? – притягиваю опять к себе, обнимаю ногами, трусь о каменную плоть.

– Нет, но он ведь и пристрелить может. А я тебе живой нужен, – усмехается Коланца, толкаясь бедром и задевая через все одежды невидимые точки.

– Нужен, да? – бормочу, теряя голову.

– Очень, – выдыхает в губы и в подтверждении своих слов жёстко целует.

Голова кружится, я пьяная от этого мужчины. От вибрирующей в пространстве нашей общей страсти. От воздуха, пропитанного нами. От желания.

– Хочу тебя, – прервав поцелуй, тяну за пряжку ремня.

– Я тоже, моя королева. Но не здесь. Не впопыхах, – увещевает Арткур, ласково гладит по спине, перебирает волосы.

Отталкиваю его и, спрыгнув со стола, иду к двери. Слышу, как тяжело дышит Арт. Он прав во всём. Ну кто вообще занимается непотребством в кабинетах? Нужно ночи дождаться, в спальне там. Но вместо того чтобы послушно выйти, я щёлкаю задвижкой, запирая полностью дверь, и разворачиваюсь к удивлённому жениху. Скидываю к валяющемуся в середине комнаты костюму свою блузку и иду обратно к мужчине. Арткур цыкает своим мыслям и разводит в стороны руки, сдаваясь полностью моей воле. С улыбкой бегу, и меня подхватывают, властно накрывают губы в собственническом поцелуе и, смахнув остатки канцелярии со стола, удобнее устраивают.

Мужчина весь напряжённо вибрирует и немного рычит. Толкает полностью на стол и, склонившись, сминает в губах напряжённую вершинку. Меня выгибает в его руках. Упираюсь макушкой об стол, тяну за волосы и ёрзаю. Его пальцы уверенно пролезают под брюки и кружат вокруг сокровенного бугорка.

– Ах-х! – стону и сжимаю мышцы внизу живота. Там ужасно мокро и всё пульсирует.

– За твои стоны стоит умереть, – хрипло выдыхает Арткур, усиливая напор, надавливая и проскальзывая глубже.

Спазмы скручивают всё нутро. Желание разливается по венам. Грудь налилась и требует ласки. Я натянута, словно оголённый нерв. Жених еле сдерживается, чувствую его нетерпение всеми фибрами души. Вот только он не торопится. Целует, ласкает, нежит и гладит меня.

– Ар-рр-рт! – просительно рычу, почти хнычу.

Чиркает молния. Приподнимаюсь на локтях и с любопытством смотрю, как он приспускает брюки. Арткур не стесняется себя, выпрямляется и красуется. А у него там совершенно не вялая сарделька.

Он большой. Перетянутый тугими венами. С крупной красной головкой. У