я, а он был здесь дома. Блеснул выпуклым светлым глазом на молчаливую девушку, которую я до сих пор ухитрился не запомнить среди других, бормотнул мне тихонько: „Головастая девка. Все сечет!“

И отсел в сторонку смотреть по телевизору детектив.

Кстати, если кто все „сек“ — так это он. Людей, которые оказывались рядом, он „усекал“ быстро и точно — жаден или нет, открыт или хитер, закомплексован или доволен собой».

И в набросках: «Прекрасный любимый Женя Евстигнеев. Однажды на спектакле „На дне“, где он играл роль Сатина, его жена Галя Волчок сказала: „Кажется, будто он что-то понимает. Ни одного слова!“ Она не права: он понимает, вернее, ощущает все, но своим способом. Не сердцем и не рассудком. Но — окончаниями нервов, его простоватый, светлый глаз все время обращен, и пристально обращен, но не внутрь себя, как это случается с нами, озабоченными своими ранами, но — наружу» (ОРК ГТБ. Ф. 18. Л. 61–62).

«Рассказывают <…> Бориса Ливанова попросили зайти в художественную часть МХТа. Актер немедленно возразил: „Как это художественная часть может вызывать художественное целое?“ Евгений Евстигнеев был совершенным, абсолютным, природным „художественным целым“. В нем жил лицедейский дар высшей пробы. Он мог играть все и всех: голых королей и забулдыг, чеховских профессоров и секретарей обкомов. Не идеолог, не трибун, не умница, а на сцене — умнее всех. Что-то очень важное понял про себя, про русского человека, про Россию. Про способ жизни и выживания. Это и сыграл.

Народ смотрелся в него как в зеркало. Он гениально играл выпивох, склонных к философствованию. Тех, о которых у Пастернака сказано: народ — деталист. Как он этих деталистов понимал (не только по чужому опыту). Без этой краски как-то не получается у нас „художественного целого“. Не складывается жизнь» (Смелянский. Нищие купола золотят. С. 200).

«У Евстигнеева особая манера говорить как бы не перевоплощаясь… Евстигнеев самый не философский актер. Он берет „собой“. Влезает (даже случайно) в материал. Попадает и тогда грандиозно» (П. А. Марков: последние диалоги. С. 321).

С. 137

…его стали обстреливать вопросами и, как в телепередаче «Что? Где? Когда?», ждать стремительного ответа.

Передача «Что? Где? Когда?» — интеллектуальная телевизионная игра, выходит с сентября 1975 года по сей день.

Репетировали «Чайку».

В «Современнике» «Чайку» поставили в 1970 году, Евстигнеев играл Дорна.

С. 138

В спектакле «Голый король» он, слегка обвитый парадной королевской лентой по голому телу… пробовал пальчиками почувствовать хотя бы складочку несуществующей одежды.

Спектакль «Современника» «Голый король» по пьесе Е. Шварца поставлен в 1960 году. Евстигнеев в роли Короля стал легендой театральной Москвы.

С. 139

О Хармсе долго молчали. <…> Но вот маленький театр «Эрмитаж» прокричал и о нем.

Спектакль М. Левитина «Хармс! Чармс! Шардам, или Школа клоунов» был поставлен в театре «Эрмитаж» (1982) и идет до сих пор.

Хармс (Ювачев) Даниил Иванович (1905–1942, умер в блокаду, в тюремной психбольнице) — писатель.

Левитин Михаил Захарович (р. 1945) — режиссер, руководитель Московского театра «Эрмитаж», народный артист РФ.

Полищук Любовь Григорьевна (1949–2006) — актриса театра и кино, народная артистка РФ.

С. 140

Любищев Александр Александрович (1890–1979) — биолог, философ.

Беббидж Чарльз (1791–1871) — английский математик, изобретатель первой вычислительной машины.

Маккарти Джон (1827–2011) — американский ученый информатик, занимавшийся проблемами математической логики и искусственного интеллекта.

С. 142

Взрослый внук Саша …

Лифшиц Александр Владимирович (р. 1968) — по образованию программист, живет в США.

С. 143

…меня встретил сравнительно молодой человек по имени Ваня.

Иван Сергеевич Ковалев, сын правозащитника Сергея Адамовича Ковалева.

С. 144

«Возвращаюсь к житью вчерашнему…»

Вторая строфа стихотворения «Приближаются дни печальные…»:

Уезжаю. К житью вчерашнему.

К предпоследним своим делам.

Уезжание. Слово страшное.

Снова мир этот — пополам.

(Ст-19. С. 217)

Смотрел по телевизору старый фильм по рассказу Чехова «Ионыч». <…>

А что сейчас с актрисой, которая играла в фильме насмешливую капризницу «Котика»…

«В городе С.» (1966, реж. И. Е Хейфиц, Ленфильм).

Ионыч (врач Дмитрий Ионович Старцев) — артист А. Д. Папанов.

Котик (Екатерина Ивановна Туркина) — Н. Н. Терентьева.

Иван Петрович Туркин — И. О. Горбачев.

Вера Иосифовна Туркина — Л. П. Штыкан.

Чехов — А. А. Попов.

Терентьева Нонна Николаевна (1942–1996) — актриса театра и кино.

С. 145

Усталые женщины, усталые девочки, глохнущие на прядильных фабриках. Усталые девочки, усталые женщины в удушливых цехах «Красного треугольника»…

На прядильной фабрике работали героини «Фабричной девчонки», они называли себя «пря́дильщицами». На «Красном треугольнике» работала Тамара («Пять вечеров»).

«…когда много лет спустя (спектакль уже не шел) у меня был концерт на „Красном треугольнике“ и я подошла к Доске почета, я так заплакала!.. Я ж должна была там висеть, на этой Доске почета» (Шарко. — Восп-2. С. 24).

Единственная была у матери — стеснительная, скромная.

Набросок сюжета, отчасти реализованного в «Происшествии, которого никто не заметил», отчасти — в ОЗ (с. 43).

Полные собой, переполненные собою до краев!

Вольный пересказ стихотворения «Монолог Долгоносика» («Две стрелы») — Ст-19. С. 186.

С. 146

…жизнь моя целиком уместилась в годы «печального приключения русской истории» (Шульгин).

Шульгин Василий Витальевич (1878–1976) — политический и общественный деятель, депутат дореволюционной Государственной думы Первого, Второго, Третьего и Четвертого созывов, принимал отречение Николая Второго во время Февральской революции, один из идеологов Белого движения. В документальном фильме «Перед судом истории» (1962–1965, реж. Ф. М. Эрмлер, Ленфильм, Третье творческое объединение) был главным героем и показал себя не сломленным и не отказавшимся от своих убеждений человеком.

С. 147

Один человек бился… и создал, скажем, синюю кошку.

См. стихотворение Володина:

Серы годы предо мною,

да и осталось их мало.

Но, приглядевшись поближе,

я изменился в лице!

Выкрашу серое рыжим

выкрашу тусклое алым,

выкрашу мглу бирюзою

кистью с лучом на конце!

(Ст-19. С. 276)

Один из персонажей пьесы «Дневники королевы Оливии» — художник, которому запретили не только рисовать, но и раскрашивать дома на улице, поэтому он постоянно перекрашивает стены своей комнаты, терзаясь творческими сомнениями:

«Комната удивляет расцветкой. Одна стена черная, другая — оранжевая, третья исполосована пробами…

Педр о: И зачем затеяли перекрашивать? Главное, неизвестно, будет ли лучше. <…> Оранжевая гамма. Немного рискованно, зато было решение.

Луиса: Общее решение — это главное».

Бог мой! Приведи меня к чему-нибудь. К