— А что, Анжелика общается с сестрой? — спрашивает Перс.

— Да, как раз об этом она мне говорила, когда мы с ней виделись, — отвечает Пабст. — Последние два года она учится на стипендию Вильсона в Европе. Живет в основном в Париже, но много путешествует и повсюду ищет сестру. В конце концов ей удалось разыскать ее в каком-то ночном клубе в Лондоне. Судя по всему, Лили работает там кем-то вроде танцовщицы. Кажется, во время танца она раздевается, но это все-таки лучше, чем порнофильмы. Анжелика говорит, что Лили жизнью довольна. Она работает на какое-то международное агентство, которое посылает ее в командировки по всему свету. Похоже, обе мои девочки хотят узнать жизнь из первых рук. Я их не понимаю. Впрочем, это не удивительно. Они ведь мне не родные. Ради них я старался как мог, но что-то упустил.

Они выходят на бетонированную площадку, где паркуется частная авиатехника всех сортов и калибров — от легкокрылых и хрупких, как комар, самолетиков с одним пропеллером, до солидных реактивных лайнеров для большого начальства. Увидев приближающегося Пабста, сидящие в тени бензовоза молодые люди вскакивают и начинают размахивать плакатиками с написанными от руки названиями городов: Денвер, Сиэтл, Сент-Луис.

— Извините, ребята, не могу, — говорит им Пабст, качая головой.

— Кто это? — спрашивает Перс. — Автостопщики.

Перс удивленно оглядывается через плечо. — Вы хотите сказать, что они пользуются попутными самолетами?

— Ага. Это современный способ путешествовать автостопом — искать попутки на частных авиационных парковках.

Личный самолет Германа Пабста — это оранжево-фиолетово-белый «Боинг-737», раскрашенный в фирменные цвета «Трансамериканских авиалиний». Его двигатели уже завывают, готовясь к взлету: И-И-И-И-И! У трапа Пабст и Перс обмениваются рукопожатьем.

— До свиданья, господин Пабст. Спасибо, что приняли меня.

— До свиданья, МакГарригл. Желаю успеха в исследованиях. Тема у вас интересная. Люди на удивление мало знают о поведении близнецов. Как-то Анжелика дала мне почитать книгу о близнецах, правда, они были разнополые. Но у меня не хватило терпения дочитать ее.

— Вас можно понять, господин Пабст.

— Куда мне прислать газетные вырезки?

— В Университетский колледж, город Лимерик.

— Хорошо. Ну, пока!

Герман Пабст взбегает по трапу, машет Персу рукой и исчезает в самолете, от которого тут же откатывают трап. Двигатели воют еще громче и пронзительней, Перс закрывает ладонями уши, самолет выруливает на взлетную полосу. И-И-И-И-И-И-И-И-И-И! Затем он исчезает за ангаром и спустя несколько минут показывается уже в воздухе над морем, а потом поворачивает на восток. Перс, подняв с земли сумку, идет по направлению к сидящим у бензовоза молодым людям.

— Привет — говорят они ему.

— Привет, — отвечает Перс и присаживается рядом на корточки. Он вынимает из сумки большой блокнот и крупно пишет фломастером на его странице: «ГОНОЛУЛУ».

В гостиничном номере Дезире на Английском бульваре звонит телефон. Человек из «Интерпола» резко выпрямляется на стуле, надевает наушники, включает записывающее устройство и кивает Дезире. Она берет трубку.

— Это есть синьора Цапп?

— Слушаю вас.

— У меня для вас сообщение.

После паузы и щелчка Дезире слышит голос Морриса. — Здравствуй, Дезире, это Моррис.

— Моррис, — говорит она, — куда, черт возьми, тебя занесло? Я только что… — Однако Моррис продолжает говорить, не реагируя на ее слова, и Дезире становится ясно, что она слушает магнитофонную запись.

— …Я пока жив и здоров, за мной здесь присматривают, но эти парни шутить не любят, и они уже теряют терпение. Я объяснил им, что мы с тобой в разводе, и они согласились сделать по этому случаю скидку — сократить выкуп вполовину, теперь это четверть миллиона долларов. Я понимаю, что это огромная сумма, и — Господь свидетель — ты ничего мне не должна, но ты единственный человек, у которого на руках есть столько капусты. В «Ньюсвик» напечатали, что на «Критических днях» ты сделала два миллиона — у этих парней есть вырезка из журнала. Помоги мне отсюда выбраться, и я выплачу тебе эти четверть миллиона — даже если на это уйдет остаток моей жизни. Но по крайней мере жизнь у меня останется!

Я прошу тебя сделать следующее. Если ты согласна заплатить выкуп, помести в парижском выпуске «Геральд трибьюн» короткое объявление — можно передать его по телефону, заплатив кредиткой, — с текстом «Дама согласна». Хорошо? Поняла? «Дама согласна». Затем распорядись, чтобы банк выдал тебе двести пятьдесят тысяч долларов бывшими в употреблении и не помеченными купюрами, и жди дальнейших инструкций. Не стоит и говорить, что ты не должна вовлекать в это дело полицию. Малейшее вмешательство с ее стороны — и моя жизнь окажется под угрозой.

Пока Моррис говорит, звонок отслеживают на телефонной станции, и вот полицейские машины, завывая сиренами, уже несутся по улицам Ниццы, окружают телефонную будку в старом городском квартале — и обнаруживают снятую с рычажка трубку, перед которой пристроен дешевый японский кассетный магнитофон, все еще издающий жалобные заклинания Морриса.

На следующий день Дезире помещает в парижском выпуске «Геральд трибьюн» короткое объявление: «Дама согласна на десять тысяч долларов».

— По-моему, это очень щедро, — с клекотом, будто от беспрерывного поглощения шоколада у нее слиплось горло, говорит из Манхеттена Элис Кауфман.

— Я тоже так думаю, — отвечает Дезире, — но уж десять-то штук Моррис будет в состоянии вернуть. Все же мне будет совестно, если с ним что-нибудь случится по моей вине.

— Ты права, милочка, ты права, — говорит Элис Кауфман, облизывая пальцы и прерывая свою речь тихим чмоканьем. — Подобные ситуации всех выводят из равновесия, даже женщин, которые проповедуют феминизм. Если Моррису придет конец, это скажется на продаже твоей книги. Может, предложить им двадцать тысяч?

— А эти деньги учтут при начислении подоходного налога? — спрашивает Дезире.

— Ну и баба! — возмущается Карло. — Нет, вы видели, чтобы кто-нибудь торговался с похитителями?

— Я же вам говорил, — отвечает Моррис Цапп.

— Подумать только, она предлагает десять тысяч долларов! Это прямо оскорбление!

— Если вы оскорблены, то каково мне?!

— Придется тебе записать для нее еще одно сообщение.

— Бесполезно — если, конечно, вы не согласитесь спустить цену. Может, попросить у нее сто тысяч долларов?

Все еще с повязкой на глазах, Моррис слышит резкий свистящий вдох.

— Я поговорю с ребятами, — говорит Карло. Через десять минут он возвращается с кассетным магнитофоном. — Сто тысяч долларов — наше последнее слово, — говорит он. — Скажи ей об этом и втолкуй хорошенько. Чтоб поняла.

— Это не так просто, — говорит Моррис. — Каждое декодирование — это тоже кодирование.