— Теперича вы венчаны. Мир вам и любовь. Целуйте друг дружку в уста. Пусть все видят любовь вашу.

Метнулся с неба солнечный луч, осветил лица молодых, и вышла из него Инглия:

— Целуйтесь.

Подошла ближе Морена и улыбнулась:

— Целуйтесь.

— Вышел из лопнувшего пространства Даждьбог:

— Целуйтесь.

— Зависла в небе тройка небесных коней, запряженных в грозовую колесницу:

— Целуйтесь. — Засмеялась Перуница.

Перун дождался, когда молодые поцелуются, и развернул их к толпе, вложив в связанные руки караваи:

— Идите по кругу, угощайте людей хлебом солью, да за столы приглашайте. Пировать будем. Три дня сроку всем, чтобы не одной крошки не осталось, что бы не одной капли не осталось! Гуляй народ во славу молодых!

Горько!!!

***

Столица гудела как рассерженный улей. Смех и песни сливались в одно монотонное жужжание. Столы накрыли прямо перед княжеским теремом, и ломились они от всевозможных яств. Тут и жареные поросята, целиком на блюде, тут и икра черная, и икра красная с севера привезенная, тут и фазаны, и стерлядь, и белуга с осетром, шанежки, кулебяки, расстегаи, и конечно же квас. Лучше на все на это добро не смотреть, косоглазие заработаешь, лучше не нюхать, слюной подавишься, лучше сразу за стол, и угощаться, до перехвата дыхания, до раздутого живота, а потом в хоровод, или скоморохов смотреть. Эх, хорошо!

Ну и какая же свадьба без хмельного. Бочки с медом по всему двору расставлены, подходи, черпай братиной и пей, но меру знай, не то все веселье в угаре пьяном пропустишь. Да тут еще Прун-батюшка удружил, пятью бочками нектара божественного одарил свадьбу. Не пробовали до селя такого люди. Чудно божье питие, как нектар по нёбу, и в горло благодатью проскальзывает, и голова от него кружиться, и петь хочется. Так не держи в себе, дозволь радости криком вырваться!

Горько!!!

Молодые сидели в центре главного стола. По правую руку Перун, Додола и князь Первоградский, по левую Даждьбог Морена и княгиня. Отказался до этого Рар Славу к жениху в роли отца выводить, как узнал, что Даждьбог Анисью поведет, счел себя недостойным и отказался, а сын все на Перуна и перекинул: «Ты батюшка поглавнее и попочетнее меня будешь, тебе и весть к венцу обеих». Но Перун не в обиде, он счастлив, сам вывел, сам руки внука и Славуни связал, теперь сидит и гордо улыбается.

— Пойдем дочка, посплетничаем немного. — Склонилась к Славе Анисья.

— Куда? — Удивились два жениха да все боги разом.

— А вот не скажу. — Засмеялась женщина. — У нас, у невест, свои секреты. — Она подхватила Славу под локоток и увела в терем.

— Пусть поболтают. — Повернулся Перв к удивленному Богумиру. — Видимо еще не все слезы выплакали.

Волноваться нечему, свадьба гудит, но город под охраной. Караулы ни спят, да боги, те, которых на свадьбе нет за порядком приглядывают, дурного не допустят.

Орон прилетел как-то неожиданно. Сел перед женихами на стол, пьяно хрюкнул смешком, и выпалил:

— Беда у нас. Невесту скрали!!! Ой беда, беда кака. — Он замотал головой. — От коль только и взялись эти тати тута коварные?! Скрали женок, теперича выкуп требуют! Ой немереный выкуп, неподъемный! Уж я торговался с ними, торговался, уж уговаривал, уговаривал, не осьмушку не уступают нелюди, грозятся вовсе не отдать девок.

Три ладони, в один миг прижали пернатого к столу, вдавив его в надкусанную кем-то кулебяку.

— Кто! — Рявкнули и поднялись Перв, Богумир и Перун одновременно.

— Пустите дурни. — Заверещал вмиг протрезвевший ворон. — Удавите окаянные. — Он дождался, когда три руки отстранятся от него, встал, злобно передернув перьями, покосился на сжатые кулаки, подскочил к бокалу Богумира, надолго присосался, гулко глотая, а потом развернулся и сплюнул:

— Думал там мед хмельной, а там квас, совсем забыл, что молодым в первый день нельзя. Выпить есть? — Он обернулся к Даждьбогу, но наткнулся на грозный взгляд княгини, и махнув обреченно крылом, сел, вытянув ноги. — Може споем тогда?

— Не томи, голову откручу. — Рявкнул на него Перун. — Говори, сколько хотят, все дам, но потом найду, и на ленточки порежу, на том слово даю.

— Ой испугался. — Хмыкнул ворон, почесав себе лапой голову. — Бочку квашенной капусты требуют, и две бочки меда. — Выпалил он скороговоркой, и подскочив уже к кружке князя, присосался к хмельному там.

— Что?.. — Выдохнули недоуменно, одновременно Перв, Богумир и Перун. — Посмотрели друг на друга, растерянными глазами, в которых медленно наливалось понимание, и рассмеялись.

— Будет и им и капуста, и мед, пускай невест сюда ведут. Неча там таится. Пусть люд столичный видит, что духи в самом деле существуют. Пусть на свадьбе, за столом, с нами посидят, порадуют. — Проглатывая слова, хохотом пробасил Перун.

— Капусту вперед. — Из дверей показался пошатывающийся Филька с храпящим на плече Светозаром, икнул, постучал того по голове согнутым указательным пальцем. — Вставай, чего завалился, не время сейчас для отдыха, время выкуп забирать.

Светлячок открыл один пьяный глаз, посмотрел на говорящегося друга, снова закрыл, и буркнул:

— Не бузите, оба, и ты Филька и брат твой, не в духе я, устал, чуток посплю, и дальше пить будем.

Домовой еще раз на него посмотрел, безвольно уронил голову на грудь, изобразив согласие, и поднял пьяные глаза на хохочущего Перуна.

— Прошу предоставить выкуп на пробу, вдруг бочонок перекисший, али недосоленный, али плеснули туда чего непотребного. — Он еще раз икнул, сел, облокотившись о столб, держащий крышу крыльца. — Тут буду ждать. — Хрюкнул и захрапел.

— Вот так духи у нас. — Прокатился по столам хохот. — Они же пьяные. Лыко не вяжут...

— Видать мед весь у меня в погребе вылакали. — Рассмеялся Перв. — Не поленюсь, замок повешу.

— Так, а невесты то где? — Вновь прокатилось по столам шепотом.

— Вот ведь шельмы. — Выглянула из дверей терема Анисья. — Иди Славушка, посмотри, как наши тати выкуп с женихов требуют. Мы там как дурочки сидим ждем, а они тут дрыхнут.

Город утонул в дружном хохоте. Дома затряслись от смеха, но ни Филька, ни Светозар даже не поморщились, они храпели дуэтом, и причмокивали, соревнуясь друг с другом, кто громче это сделает.

Орон сел на плечо Богумира:

— А я