По свидетельству дневниковых записей революционно настроенного штабс-капитана М.К. Лемке от 6 мая 1916 г.: «После обедни, начавшейся в 10 часов утра, царь и вся его семья приехали в его дом; мы все собрались в саду и около на площадке. Великие княжны посматривали в открытые окна. Потом тем же порядком, что и на Пасху, мы отправились туда. Царь стоял в зале ближе к окнам, правее от него в углу – царица, наследник и четыре дочери по старшинству. Они в белых платьях и в шляпах с белыми перьями. Александра Федоровна постарела сравнительно с тем, как выглядела в 1894 году на свадьбе; лицо ее стало еще более злым и приняло какое-то мученическое выражение, как будто ей хочется крикнуть: “Как мне все это тяжело, как все это мучительно и ненужно”. Девочки улыбаются. Наследник стоял, как связанный, не зная, что делать. Мы подходили к царю, кланялись, молча жали его руку, затем кланялись последовательно перед царицей, наследником и княжнами, целовали ее руки, а наследнику жали ее, кланялись Игорю Константиновичу и Фредериксу и выходили через столовую. Впрочем, глупое же и их положение принимать поцелуи и пожатия рук от людей, совершенно неизвестных и проходящих, как в кинематографе. Сергей Михайлович, Кирилл и Борис Владимировичи приехали из церкви в автомобиле за царем и его семьей, остались на площадке и потом пошли по домам.

12 часов, то есть как раз после конца поздравлений, царь пошел в штаб на доклад, а семья осталась одна, чего и хотела.

Борис Владимирович производит очень неприятное впечатление, смотришь на него и с ужасом думаешь: “И ты тоже мог бы быть царем”.

Вчера за обедом и сегодня за завтраком Александра Федоровна сидела справа от царя; рядом с ней наследник, слева Алексеев; по сторонам от наследника и Алексеева – дочери. Она на всех производит одинаковое впечатление – недовольной, злой, говорит мало и неохотно.

Алексеев сказал сегодня полковнику Л.К. Александрову, что война может кончиться так же неожиданно, как началась; причины – чисто психологические. Немцев не проведешь на измор. Они все примут и переживут на своей системности и аккуратности. Но когда поймут, что ничего не смогут сделать ни у французов, ни у нас, то тогда и кончат. Ну, насчет “ни у нас”, я думаю, дело будет иначе… Нас просто вздуют, как сидорову козу.

Устроил сегодня представление Филатова Алексееву. Он очень рад и доволен.

В 6 часов вечера был кинематограф для офицеров в присутствии всей царской семьи. Княжны были оживлены, наследник особенно.

Александров говорит, что при Николае Николаевиче Кирилл Владимирович был капитаном 1-го ранга, приглашался им к обеду, как и другие офицеры, в очередь, и вообще его держали довольно далеко. На всех он производил хорошее впечатление своей простотой и порядочностью, а его успели разглядеть за столько месяцев ежедневной совместной жизни. “Сумлеваюсь, штоп эти другие были не простофили…” Он отговаривал царя принимать на себя командование и делал это, по его собственным словам, очень решительно и определенно.

Александров сознался, что в армии вообще мало офицеров, которые вполне одобряли бы все происходящее у нас в среде правительства, что все лицемерят, говорят не то, что думают и т.д. Словом, по его мнению, разложение несомненно.

От Италии приехал новый старший представитель миссии полковник граф Ромео. Марсенго отходит на второй план.

Генерал По все еще болен». (Лемке М.К. 250 дней в Царской Ставке 1916. Минск, 2003. С. 648–650.)

Жандармский генерал-майор А.И. Спиридович тоже оставил воспоминания: «6 мая – день рождения Государя. После торжественной службы, на которой присутствовала вся семья и великие князья Кирилл Владимирович, Борис Владимирович и Сергей Михайлович, все поздравили Его Величество.

В зале дворца спиной к окнам стояли Ее Величество, цесаревич, великие княжны. Государыня и княжны в белых платьях и белых шляпах с перьями. Свита одета официально. Мы подходили один за другим. “Имею счастье поздравить Ваше Императорское Величество”, – произнес я. “Благодарю Вас”, – ответил Государь и подал руку. Затем последовали поцелуй руки Ее Величества, великих княжон, поклон наследнику, который подал руку.

Государь, как всегда в подобных случаях, смотрел ласково и улыбался. Царица стояла с серьезным выражением лица, сжав губы. Ольга Николаевна улыбалась так же хорошо, как Государь. Татьяна Николаевна смотрела пытливо. По-детски приветливо выглядели Мария Николаевна и Анастасия Николаевна. Наследник играл взрослого, стоял навытяжку. Он был в форме, с медалью, не хватало только оружия. После приходилось слышать, что царица производила неприятное впечатление на чинов Ставки. “Какая она злая, несимпатичная”, – говорили те, кто ее не знал. На самом деле все было не так. Всегдашняя застенчивость и недомогание царицы придавали ей этот серьезный, неверно истолкованный вид. А тут еще доходившие на фронт слухи об ее нехорошем влиянии на Государя. Сплетням верили. Это еще больше отталкивало от царицы, кто ее не знал. Государыня, уверяемая своими друзьями, думала, что ее в армии любят и что ее приезду рады.

В 6 часов в городском театре демонстрировался фильм для офицеров. На нем присутствовали вся Царская семья, великие князья. Все прошло очень торжественно, совсем не так, как это было при одном Государе. Великие княжны и наследник остались довольны. Обед был особенно многолюден. Царица сидела рядом с Государем, справа – наследник, слева от Государя сидел Алексеев. В тот день Собственный Его Величества Железнодорожный полк получил права гвардии. Его ловкий командир генерал Цабель сумел завоевать расположение Воейкова, и тот назначил его на эту должность. Надо сказать, Цабель заметно подтянул прежний батальон и нес службу исправно. Мы в нашей гофмаршальской столовой отпраздновали это событие, выпив по бокалу шампанского». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 314–315.)

Известно, что в этот день Государя поздравил с днем рождения очередной телеграммой Г.Е. Распутин, которую императрица Александра Федоровна зафиксировала в своей записной книжке. Текст телеграммы по смыслу, как всегда, витиеват и многозначителен, часто заимствованный из церковных книг, или порой граничащий с мистикой, подобно высказываниям юродивым на Руси в давние времена: «Дни рожденья Господь сотворил нам во спасенье, и храм наш, и Церковь святая – непоколебимый столб, победа ее – в терпении. Без сомненья, за это будет на земле благость и тишина». (ГА РФ. Ф. 640. Оп. 1. Д. 323. Л. 28.)

На следующий день 7 мая пришла еще одна подобная телеграмма Григория Распутина на имя Государя: «Правда и солнце – два брата, и [в] любви есть победа, узники в темнице их молят [даровать] над врагами победу, наши друзья нам возлюблены были и есть. Враги предела не спят; чем бы кедр ни посушить, только бы свалить преклонность его лет. Господь не желает темницы, хотя Он Сам возлюбил ее и указал братии, ну, время это есть шатание кедра, дома разума и суждения от Духа Святыни, и умудрит Вас Господь». (ГА РФ. Ф. 640. Оп. 1. Д. 323. Л. 28).

Поднятие боеспособности русской армии во многом и справедливо принадлежала императору Николаю II. Такую точку зрения высказывали многие государственные и политические деятели, в том числе союзников по Антанте, а также историки: «В своей оценке происшедших в военном положении России перемен, вскоре после принятия Государем на себя Верховного командования, английский военный министр Уинстон Черчилль пишет: “Мало эпизодов Великой войны более поразительных, нежели воскрешение, перевооружение и возобновленное гигантское усилие России в 1916 году. К лету 1916 г. Россия, которая 18 месяцев перед тем была почти безоружной, которая в течение 1915 года пережила непрерывный ряд страшных поражений, действительно сумела, собственными усилиями и путем использования средств союзников, выставить в поле – организовать, вооружить, снабдить – 60 армейских корпусов вместо тех 35, с которыми она начала войну”». (Winston Churchill. The World Crisis. 1916–1918. Vol. 1. London, 1927; Алферьев Е.Е. Император Николай II как человек сильной воли. Материалы для составления Жития Св. Благочестивейшего Царя-Мученика Николая Великого Страстотерпца. М., 1991. С. 109.)