Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Базиль остановился перед камином из рыжевато-коричневого мрамора, в котором желтые языки пламени лениво лизали березовые поленья, удаляя из помещения утреннюю прохладу.
— Я не видел, как топят камин дровами со времени моего пребывания в Лондоне. Вы здесь готовите свой обычный пятичасовой чай?
Уоткинс ответил сердечной, открытой улыбкой человека, которого никто не сумел ни смутить, ни обмануть за все эти долгие годы.
— Я привык к определенному комфорту везде, где бы ни находился. Я не очень люблю чай, но у меня есть небольшой бар за этой панелью. Если хотите выпить, нажмите кнопку.
— Нет, благодарю вас. — Базиль вновь полюбовался панорамой самого крупного в мире морского порта. — Не удивляюсь, что вы приходите сюда так рано. На вашем месте я вообще бы переехал сюда жить.
— Но я здесь так рано не по этой причине, — сказал Уоткинс, и в его голубых глазах проскочила хитрая искорка. — Вы, вероятно, были этим удивлены? Но я постараюсь вам все объяснить по порядку. Много лет назад, когда у меня была не столь обширная клиентура, я пришел к выводу, что деловому человеку постоянно мешают люди, которым просто некуда девать время. Решительно настроенная секретарша может оградить от явных надоед, от агентов по страхованию, продавщиц, торгующих шелковыми чулками, от самозваных филантропов, ходатайствующих об организованном милосердии, и просто от обычных бродяг, которые являются сюда за подаянием.
Она может даже отвадить нахальных репортеров, окружных руководителей, обычных «чайников» или просто мошенников. Но что вы прикажете делать с собственными клиентами, со своими партнерами, если они приходят ко мне, чтоб просто посидеть и потрепаться. Ведь нельзя же работать, когда они здесь торчат, но у вас не будет никакой работы вообще, если они прекратят появляться в конторе.
В конце концов я остановился на таком решении. Я назначаю особые часы для приема. Каждый день я прихожу в свой офис и нахожусь здесь с шести до семи утра. Я никому не отказываю в приеме, особенно тем, кто желает поговорить со мной лично, независимо от того, какой пост этот человек занимает и какое дело или отсутствие такового привело его ко мне.
Но здесь и кроется большое «но». Чтобы встретиться со мной, он обязан явиться ко мне в контору к шести утра. Значит, он должен встать с постели в пять, а то и в четыре тридцать. Из моих наблюдений за природой человека я сделал предположительный вывод, что ни один клиент не поднимается в такую рань только ради того, чтобы потрепаться со мной, не имея при этом никакого действительно важного дела.
— И вы оказались правы в своих расчетах?
— За последние двадцать три года мне пришлось только дважды толочь воду в ступе, принимая многоречивых визитеров, которым, в сущности, нечего было сказать. Я не имел против этих двоих ничего. Я понимал, что если им нравилось столь бездарно терять время, что ради этого они были готовы встать в пять утра, то они, конечно, заслуживали с моей стороны определенного внимания.
Большинство клиентов, узнав, что им предстоит прибыть сюда к шести часам, если только они хотят застать меня в конторе, предпочитают встречаться с моими партнерами в более удобное для них время и обычно просят передать мне подробности интересующего их дела. Вы удивитесь, как мало у меня посетителей, но я все же рассматриваю свои условия как дело чести и никогда не отказываю никому в личной встрече, если только проситель возьмет на себя труд и явится ко мне в указанное время. И я на самом деле уверен, что за этот только один час никем не прерываемой работы я выполняю больший ее объем, чем за восемь часов, когда мне мешает постоянный поток посетителей. Само собой разумеется, я отключаюсь ровно в семь, перед отъездом. Всю оставшуюся работу я забираю с собой домой.
Базиль горько улыбнулся.
— Хорошо, мистер Уоткинс, я постараюсь быть не очень многоречивым. Мое дело не имеет абсолютно никакой важности для вас, но весьма важно для меня, иначе я бы не стоял здесь перед вами.
Уоткинс рассмеялся.
— В этом вся суть. Если это важно для вас, то я слушаю. Я всегда был против людей, донимающих меня «делами», не имевшими и для них абсолютно никакого значения, и приходящих, чтобы послушать самих себя. Садитесь, пожалуйста, и рассказывайте, что вас привело ко мне.
Базиль сел лицом к окну, повернувшись спиной к огню.
— Вы, или по крайней мере ваша фирма, действуете в качестве опекуна некой мисс Фостины Крайль. Мне хотелось бы узнать, кто унаследует ее собственность в случае ее внезапной смерти.
В глазах Уоткинса сразу же исчезли озорные искорки.
— Адвокаты не вправе предоставлять подобную информацию случайным посетителям.
— Я не совеем случайный. Я — помощник по медицинской часта окружного прокурора и к тому же друг мисс Крайль. Вам известно что-нибудь о тех обстоятельствах, при которых она покинула Бреретон?
— Мне только известно, что она оттуда уехала, — осторожно ответил Уоткинс. — Она не сообщила мне при* чину отъезда. Во всяком случае, ей нечего особенно рас» страиваться. В день своего тридцатилетия, в ноябре бу* дущего года, она получит неплохое Христово яичко в виде своего наследства. Ее собственность в любом случае останется ненрикосновенной.
— Я не говорю о ее собственности, — сказал Базиль. — Меня скорее беспокоит ее здоровье, может, даже и жизнь.
— Она консультировалась у вас как у психиатра?
— Нет, она не входит в число моих клиентов. Она кон* Сультировалась со мной как с другом. Но, как психиатр, я не могу закрывать глаза на то, что ее нынешнее положение в конечном итоге может сказаться на ее психическом здоровье. Не обратили ли вы внимание на тот факт, что последние два года она потеряла одно за другим два места. Не кажется ли вам, что в этом есть что- то странное? И всякий раз это случалось через несколько недель после начала учебного года. Оба раза ей пришлось расторгнуть договор.
— Будучи единственным попечителем мисс Крайль, я бы хотел узнать поподробнее о переживаемых ею трудностях. Может, вы сочтете мое любопытство за покушение на то доверие, которое она оказывает вам?
— Думаю, что нет. В любом случае я готов посту* питься ее доверием, если это спасет мисс