собой. В том числе там оказалась и папка с документами, на которую в первую очередь и обратил внимание старик.

– Это что? – спросил он, указав на неё пальцем.

– Документы мои, – пробурчал я. – Для перевода в другой институт. Не успел закончить это дело, с собой взял для маскировки.

– Что ж... хоть об этом ты подумал. Валя, что скажешь?

Тот осмотрел мой арсенал с сильным сомнением во взгляде.

– А что тут скажешь... Штуки смертоносные при определенных условиях, но для настоящего боя почти непригодные. Детский сад, штаны на лямках. Правда, половина этого добра тянет на статью двести восемнадцатую УК РСФСР, а это до пяти лет лишения свободы. Вторая половина, кстати, это часть вторая той же статьи, но по ней предусмотрено до двух лет. Эх, Егор, видимо, зря я тогда вмешался, ничего ты из того случая не вынес полезного. А так посидел бы в тишине и покое с полгодика – глядишь и в ум пришел.

Мне было дико стыдно. Но не из-за слов Валентина, не из-за осуждающего взгляда Михаила Сергеевича и даже не из-за какого-то неуместно-веселого вида приткнувшегося тут же в углу Андрюши. А из-за того, что мне приходилось краснеть тут, как ребенку, а не вступать в смертельное противостояние с Бобом в соседнем доме. «Возможно, если бы я решительно отказал Алле...», – мелькнула у меня мысль.

– Егор, ты меня слушаешь? – спросил Валентин.

– А смысл? – огрызнулся я. – Сейчас вы ещё с часик надо мной поиздеваетесь, Боб уйдет – и всё, дальше гонка, кто быстрее успеет к нашей квартире. Я, конечно, позвоню, предупрежу отца Аллы и её бабушку, но не знаю, как они продержатся против этого зверя. А он зверь, самый натуральный – я это точно знаю, я ему в глаза смотрел. Может, он и сбежал от медведя в тайге, но рассудком точно повредился. Так что извините, но я пойду. И добро своё... на пять лет лишения свободы... прихвачу. Только Аллу пока не пускайте, а то я вижу – она уже готова в меня вцепиться...

Алла на самом деле была уже на грани истерики – другие этого пока не замечали, но для меня она была как открытая книга, и я читал её состояния очень хорошо. Она была готова прыгнуть на меня и вцепиться так, чтобы я не смог никуда уйти – до неё наконец дошло, во что я опять ввязался, и как это может для меня закончиться.

Я подошел к табуретке и начал складывать свои прибамбасы обратно в сумку.

– Браво, – Михаил Сергеевич изобразил хлопок. – Браво, Егор. Вот этого я от тебя ждал – четкого понимания, чего ты хочешь и что собираешься делать. Жаль, что у тебя нет плана, как ты будешь вести эту битву... Это означает... Валя, что это означает?

– Что он может проиграть, – эхом отозвался тот.

– Верно. Ты, Егор, можешь проиграть. И тогда этот человек, против которого ты собираешься выйти, придет за твоей невестой – и ему уже никто не помешает сделать то, что он задумал.

– Мне будет всё равно... – мрачно ответил я. – Вряд ли он оставит меня в живых. А об Алле, надеюсь, вы хоть как-то позаботитесь. Просить не прошу, но – надеюсь.

Михаил Сергеевич помолчал.

– Резонно, – произнес он. – Мне понравилось, как она относится к моим поручениям, и мне не хотелось бы искать нового переводчика с немецкого. Так что да, я бы ей помог. И Валя, думаю, тоже, тем более у него теперь появились дополнительные... хмм... возможности.

«Недокументированные», невпопад подумал я.

– За это благодарю, – я изобразил поклон. – Спасибо. И не поминайте лихом.

Я подхватил сумку на плечо и двинулся на выход. Алла рванулась было за мной – но её очень крепко придержал за плечо неожиданно возникший рядом с ней Андрюша.

– Пусти! – завопила она так громко, что Михаил Сергеевич поморщился.

– Егор, – позвал он, и я остановился в дверях. – Не спеши. Я не договорил.