Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Справедливости! — прошипела она. — Ещё один шаг в мою сторону, и я вырву его сердце!
Братья-месяцы и воины, застыли в ожидании.
— Тебе достались все мужчины! Придётся выбирать, — хищно улыбаясь, сказала она.
— Тебе нужен мужик? Так иди ко мне, птичка! — с усмешкой сказал один из сыновей Кернуна.
— Заткнись, немытый мужлан! Всё что ты можешь мне дать, так это свои глаза в мою коллекцию, — прошипела Сирин. — Кстати, у Октября очень красивые глаза. Правда, светоч? Сколько раз ты в них смотрела? Надеюсь, запомнила, ведь больше можешь их не увидеть.
У Октября были странные глаза. Они будто побелели, и меня это испугало.
— Это колдовство. Песнь Сирин сделала его послушным. Он сейчас не видит и не слышит вас, — раздался у меня в голове голос грифона.
— Ну, так скажи, чего тебе надо?! — выпалила я, но Орголиус взял меня за руку.
— Хм, дай подумать, ведь я ещё не придумала. Но, как утешительный приз, я хочу твои глаза, — нагло улыбаясь, заявила она, — или его любящее сердце.
Сирин врезалась когтями в грудь Октября, и я застонала вслух от ужаса.
— Ты его любишь? Или может быть его? — она кивнула сначала на Октября, а потом на Орголиуса. — Запуталась, глупышка? Ничего, останется только один.
Глаза её блистали триумфом, красные губы растянулись в злой усмешке.
— Ты же знаешь, что я с тобой сделаю потом, если ты не отступишь. Беги, пока я даю тебе шанс! — в бешенстве прорычал Орголиус.
— Ты же не такой. Ты теперь хороший мальчик, Орголиус. Я делаю тебе одолжение, разве это не очевидно? Ещё спасибо мне скажешь, ведь она так и не определилась в своих чувствах. Но, если останется только один, то… — она вновь вцепилась в грудь Октября когтями.
— Хватит! — не в силах больше терпеть её издевательство, я бросилась вперёд, с одной только мыслью, успеть схватить её за руки. Не дать навредить Октябрю.
Она не ожидала, что я так поступлю. Всё произошло так быстро. Я обожгла её, когда коснулась её рук. В её глазах молнией вспыхнул ужас. Октябрь упал на землю. Она зашипела и вывернулась, больно толкнув меня в грудь, пытаясь взлететь, но грифон тут же прибил её к земле.
— Октябрь, очнись! — подхватив его голову к себе на колени, взывала я.
— С ним всё хорошо, — сказал грифон, и тут же Октября забрали братья-месяцы и отнесли во дворец.
— Душа моя, иди ко мне. Всё хорошо? — поднял меня Орголиус, взволнованно всматриваясь в лицо, гладя по волосам.
— Я… что-то… — ощутив резкое головокружение и ноющую боль в груди, пыталась сказать, но всё вокруг начало растворяться под дикий хохот Сирин.
— Аделина, что с тобой? Любимая, скажи что-нибудь! — держа в своих руках, пытался растормошить меня он, но я теряла нить реальности. Она ускользала от меня, словно погружая под воду, заглушая голоса и стирая картину действительности. Только острая боль в груди, раздалась яркой вспышкой, после чего наступила абсолютная тьма, будто погас прожектор в кинотеатре моей жизни.
* * *
Орголиус
Я держал обмякшее тело Аделины на руках, не понимая в чём дело. Она стремительно покидала меня, и я не знал, причины, судорожно осматривая её тело в поисках ран, которые могли отбирать у неё жизненную силу.
— Ну, как тебе? Больно? — донёсся язвительный голос Сирин из-под лап грифона.
— Что ты с ней сделала?! — ощущая, что сейчас разорву её за эту надменную улыбку. Меня разом накрыли ярость и страх.
— Мой ответ расстроит тебя, ведь твоя прелесть больше никогда не откроет свои красивые глазки. Плак-плак, — скорчив печальную гримасу, насмешливо сказала Сирин.
— Почему?! Говори! — впервые ощутив себя зависимым от этой твари, заорал я, трепетно держа на руках обмякшее тело любимой.
— Знаешь ли ты, насколько интересна моя природа? Конечно, нет. Так вот, я не только прелестно пою, пленяя жертву и заставляя её повиноваться. Это так, поверхностное описание моих способностей. Мои перья и когти имеют волшебную силу, о которой мало кто догадывается. А тот, кто знает об этом, уже не сможет рассказать, — она вздохнула, и ядовито улыбнулась. — Ты меня очень сильно обидел, Орголиус. Я служила тебе, любила тебя, а ты бросился в объятья первой встречной человечке. Неужели ты думал, что имеешь право на счастье без меня?
— Отвечай по существу! — опалив своим пламенем её крылья, мысленно обратился к ней грифон.
— Коготь в её сердце. Вам его не извлечь. Жить ей до восхода третьей Луны, а затем, её сердце обратится в прах, — прошипела Сирин.
— Неси её во дворец. Там Гелиодор и Великие матери, они должны помочь! А я разберусь с этой особью, — сказал мне грифон, и я, поднявшись, сделал всё, как он сказал. Я был потерян от ужаса, что всё это по-настоящему. Не мог принять это, ведь она только что улыбалась мне, а теперь умирает.
— Тебе её не спасти! — истошно завопила Сирин мне в спину, и резко замолкла.
До третьей Луны… время осталось немного. Я готов на всё, лишь бы она жила.
Во дворце, где все приходили в себя после битвы, начался страшный переполох, когда я вошёл с Аделиной на руках. Я шёл по пропасти, сообщая страшную весть. Я терял любимую, а они надежду на возрождение Древа Жизни.
Я боялся отпускать её руку. Мне казалось, если я это сделаю, то она не сможет вернуться. Гелиодор и Великие матери пробовали помочь ей, но все попытки изъять коготь Сирин, делали только хуже. Я чувствовал, что вмешательство усугубляет ситуацию, истончая тонкую нить связи с её душой, которая пытается не потеряться во тьме.
— Нашёл! — воскликнул Гелиодор, вбежав в зал с толстым фолиантом в руках. — Тут сказано, что коготь сирены, птице-девы Сирин не просто смертелен, он опасен для души, заставляя её вечно блуждать в нигде… лишаясь своих когтей птице-дева проклинает душу на вечные скитания… до восхода третьей Луны, проклятый может получить спасение от Феникса.
Читая последние строки, Гелиодор помрачнел, поник, и сев на ступеньки, сначала швырнул книгу, а затем шляпу, и горько зарыдал. Он нашёл ответ, но как вернуть Феникса, если его пепел во мне? Я не держу его. Я искал способы отпустить его, но всё тщетно.
Ощущая свою вину, принял решение воззвать к Духу Огня. Он сможет помочь. Пусть расщепит меня и изымет пепел. Зачем мне жизнь, если в ней не будет её. Я захотел жить благодаря ей, и умру ради неё. В своих видениях, я видел, что должен был