Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет-нет, сеньорита. Вам показалось, — его голос прерывается от смеха.
— Сам тогда объясняй ему, что такое коза!
Маг пожимает плечами и поворачивается к брауни:
— Скриблекс!
— Да?
— Где коза?
Брауни тыкает пальцем в темный угол.
— Он тебя, наверное, не так понял, — ворчу я, пробираясь за магом среди хлама.
Послушный воле Элвина огонек парит над нами, освещая дорогу. Под ногами что-то жалобно хрустит.
Он останавливается так резко, что я налетаю на него.
— Ничего себе!
— Что? Что там?!
Элвин такой высокий, ничего за ним не видно. И не обойти никак — слева стена, справа очередная куча вещей, которая и так подозрительно покачивается — того гляди рухнет.
Он поворачивается, чтобы пропустить меня, и слегка приобнимает за плечи. Я тянусь, чтобы сбросить его руку, но останавливаюсь на полпути, забыв, что собиралась сделать.
— Ой…
— Вот и я о том же, — вполголоса отвечает он. — Тс-с-с, только не кричи. Когда еще увидишь такое зрелище?
Коза возлежит на чем-то, подозрительно напоминающем кровать. Когда-то роскошную — на резных стойках видны остатки облупившейся позолоты и инкрустации костью. Лежит на боку, вытянув мосластые ноги, одетые в густую снежно-белую шерсть, как в шаровары. На ее хитрющей морде застыло выражение блаженства.
А рядом с ней, пристроившись с краю, сидит брауни. И посасывает молоко из вымени. Как козленок.
* * *
— Брауни пьют молоко? — задумчиво говорит маг. — Хоть Августу вызывай посмотреть на такое чудо.
— Почему бы им не пить молоко? Они тоже живые лю… — я осекаюсь. Слово «люди» как-то совсем не подходит этим существам. — Просто живые.
— В том-то и дело, что нет, сеньорита.
— Мертвые?! — я недоверчиво разглядываю Тасситейл, которая стоит в изголовье кровати и застенчиво теребит кисточку на хвосте.
— Нет, конечно. Но и не живые.
— В сказках брауни любят молоко.
— Меньше доверяй сказкам. Брауни питаются магией.
Я вспоминаю, что маг уже говорил недавно о чем-то подобном. Когда только привез меня в свою башню.
— А как ты их кормишь?
Картина, которую тут же подсунуло неуемное воображение, настолько забавна, что я фыркаю. Длинная очередь из брауни и Элвин, с торжественным лицом раздающий им «магию», похожую на куски синего сияющего желе. Словно патер причастие.
— Трудно объяснить. Это происходит как бы само собой. Призвавший брауни постоянно делится с ними своей силой. Примерно так же, как с ошейником.
Мог бы не напоминать про ошейник!
— Ладно, ужин окончен, — объявляет маг. — Хейдрун, дорогуша, погостила, и будет.
Коза чуть скашивает глаза, дергает ухом и ухмыляется совершенно по-человечески. На ее наглой морде написано, что она никуда не собирается — на улице холодно, снег и скучно. А здесь в подвале у нее такая кровать…
— Добровольно уйдешь, или мне тебя вышвырнуть? — ласково спрашивает Элвин.
— Ме-е-е.
— Значит, вышвырнуть.
В последнее мгновение коза изящно перекатывается на другой бок. Кровать отзывается на магический удар скрипом, а Хейдрун вскакивает на ноги и возбужденно приплясывает.
— Врешь, не сбежишь! — азартно выкрикивает маг.
Опровергая его слова, она все так же легко избегает следующего удара. Бархан из рухляди за ее спиной опасно кряхтит и поскрипывает.
— Элвин, мне кажется… — начинаю я.
В этот момент гора скарба обрушивается с грохотом. Испуганно визжат брауни. Я пригибаюсь, закрываю голову руками, совсем рядом пролетают скалка, пустой флакон от духов, полуобгоревшая книга и тазик для варки варенья. С глухим стуком на кровать падает чугунная ванная.
— Ме-е-е! — возносится к потолку восторженный клич.
Следующие несколько минут в подвале творится невообразимое и нелепое. Коза ловко скачет по мусорным кучам, всякий раз умудряясь уклониться от чар. Ее путь отмечают сходящие с гор хлама лавины.
Пищат брауни, восхищенно матерится маг. Безумное зрелище освещает полыхающий под потолком шар пламени.
Ад в балагане.
— Попалась! — объявляет Элвин. — Вот мерзавка, а!
— Ме-е-е, — жалобно отзывается Хейдрун.
Она лежит у выхода, перебирая ногами. Пытается и никак не может подняться.
— Вы что устроили?!
Смех и слезы. Скарб, раньше сложенный в горы, теперь ровным слоем заполняет подвал, завалив сундуки. Среди вещей то тут, то там мелькают испуганные личики брауни.
— Намусорили немного. Но было весело, согласись.
Я улыбаюсь в ответ на его мальчишескую улыбку. О да! Мне уже давно не было так интересно и весело, как сегодня вечером.
Элвин завязывает последний узел на невидимой веревке, сдерживающей буйную гостью, и опускает руки мне на плечи.
— Пойдем, радость моя?
Ну вот опять! Прикосновение разрушает возникшую было легкость. Становится трудно дышать, ток крови отдается в ушах, от его голоса — мягкого, с еле слышной хрипотцой — по телу бегут мурашки.
Да, я могу злиться на него, могу обижаться. Меня раздражает его самоуверенность и то, что даже после признания в любви я не чувствую себя рядом с ним хозяйкой положения. Что бы я ни делала, им не получается управлять!
Но невозможно не заметить, как он действует на меня.
Как невозможно отрицать, что я отчаянно хочу его внимания и общества.
— Пойдем, — соглашаюсь я, будто не заметив этого жеста.
Мы пробираемся назад по полузаваленной тропке. Я опираюсь на его руку — ту самую, металлическую, в кожаной перчатке. Перчатку он снимал только один раз на моей памяти, когда рассказывал о прошлом, и почти сразу надел снова. Должно быть, стесняется протеза, хоть и трудно поверить, что Элвин способен чего-то стесняться.
Я спотыкаюсь, но он ловит меня в объятия. Несколько мгновений мы так и стоим, замерев. Чувствую виском горячее дыхание. Отчего так больно внутри и хочется плакать?
— Как ты вынесешь ее из подвала? — спрашиваю я, высвобождаясь. — Не на руках же?
Он хмыкает:
— Носить на руках я предпочитаю хорошеньких женщин. Для козы есть лассо.
Хейдрун все так же лежит у стены. Она оставила попытки подняться и только оглашает подвал жалобными криками. Брауни повылезали из своих убежищ и выстроились рядом. Под их укоризненными взглядами мне становится стыдно.
— Вставай, — командует маг, и ноги козы начинают двигаться, будто сами по себе. Вид у Хейдрун при этом удивленный и немного обиженный, словно она не ожидала от них этакой подлости.