Но ничего. Он достанет ее. Обязательно достанет. Даже без благословения коадъютора, не поверившего, слишком осторожного, слишком милостивого… А может, просто околдованного?! Ньето громко выругался, и сверток у него на руках захныкал, завозился.

— Тшш… — покачал мужчина плачущего младенца.

Он достанет шильду. И сложит ей очистительный костер. За одурманенного коадъютора, за загубленную карьеру — о, Рамос не упустил случая избавиться от конкурента! — за свою мать, умершую от порчи. Ньето было шесть, когда она ушла. Молодая, цветущая женщина в одночасье превратилась в старуху — иссохшие руки поверх одеяла, и лицо, похожее на обтянутый кожей череп. Чужие голоса, шипящие что-то на проклятом ассаши, и страшные тени по стенам, которые некому было отбрасывать. И рвота. Мать постоянно рвало, а когда приступ заканчивался, в тазу блестели иглы, осколки стекла и змеиная чешуя. А отец ничего не замечал. Совсем ничего. И привел ведьму в дом за два дня до смерти жены. Костер для мачехи Ньето сложил, когда ему исполнилось шестнадцать.

И шильду он тоже достанет. За мать, за себя, за тех, кого она уже околдовала и одурманит, прежде чем он найдет ее. За ребенка, которого девка, желая убить, не замарав рук, отправила вниз по реке в утлом суденышке.

Ведьме — пламя!

На востоке, предвещая бурю, полыхала заря.

В башне я просидела две недели.

Бродила, завернувшись в одеяло, по комнате, скребла наледь на забранном частой решеткой окне, часами бездумно смотрела на тлеющие угли в жаровнях. Первые дни, помню, все прислушивалась — не раздадутся ли гулкие шаги, не появится ли Йарра с ремнем.

— Упаси боги, ты хоть раз, хоть с кем. Шкуру спущу.

Но графа не было. И вообще никого не было — даже слуг. Только Тимар по утрам и вечерам стоял у входа в башню, смотрел, запрокинув голову вверх. При виде брата я залезала на подоконник, прижималась к стеклу, махала ему, кричала, что люблю, хоть и знала, что не услышит…

Еду и дрова мне подавали через люк в стене, с помощью подъемного механизма. Тим еще одежду прислал и туалетные принадлежности. И короткую записку, из которой я узнала, что Уголек не появляется в замке третий месяц, но ее видели у границ Леса, что война окончена, но на Островах снова мятежи, и что Йарра сейчас в столице — у него крупные неприятности из-за пропавшего наследника Лизарии. Титула графа Его Сиятельство, конечно, не лишат — все-таки победоносный полководец, но из Совета турнуть могут запросто. Владения ему уже урезали, отобрав три острова Архипелага Трой и один из Архипелага Ласточки.

От всех этих новостей голова шла кругом. Я снова и снова спрашивала себя — а правильно ли поступила, солгав? Может, еще не поздно сознаться? Не обязательно же девочку убьют — в конце концов, запасных принцесс в жены княжичу много не бывает!

Но…

Йарра знает, что я спасла Ришара, — об этом красноречиво намекнула хлесткая пощечина. Что сделает граф после известия о неверном направлении поисков, думать не хотелось. Особенно если учесть, что последнюю неделю ребенка разыскивает Сибилл, обходящий Аликанту по спирали, а не только с юга.

И упасите Светлые, Раду догадается о ночи с Арно!

Лжи и предательства он мне не простит, даже несмотря на то, что я его лето.

Стукнул засов, повернулся ключ, пахнуло теплом от снятого замка. Я сползла с подоконника и осторожно улыбнулась:

— Доброе утро, господин.

Вместо приветствия Его Сиятельство защелкнул на моей руке поводок. Развернулся и вышел.

Помню, я сначала даже обрадовалась при виде широкого браслета, украшенного затейливой вязью рун и камнем направления. Решила, что легко отделалась. Поводок — все же не ремень… Неужели пронесло? Спасибо, Анара!

Впаянный в браслет бриллиант угрожающе мигнул, и я бросилась вслед за графом.

— Ваше Сиятельство!

— Да? — Йарра даже не повернулся, быстро спускаясь по узкой винтовой лестнице.

— У вас все в порядке? Тим говорил…

— Тимар слишком много болтает, — резко оборвал меня граф.

Радость исчезла.

— Господин, я могу все объяснить…

— У меня нет времени на болтовню, — отмахнулся граф, — через полчаса я уезжаю на Архипелаги. Ты едешь со мной, так что рекомендую собрать вещи, иначе перейдешь на побережье в чем есть.

— Но это не болтовня, это важно! Раду! — обогнав Йарру, я встала посреди лестницы.

— По-моему, я ясно дал понять, что не желаю с тобой разговаривать, — остановился граф.

У него новая морщина на лбу — поперечная, прямо посередине, и глубокая царапина на щеке. Я потянулась потрогать — как раньше, в лагере, но Йарра перехватил мою руку, больно сжал.

— Я запретил обращаться ко мне по имени. Проблемы с памятью, Лира?.. Через полчаса в кабинете. — Оттеснил меня с дороги и, распахнув двери, вышел из башни. Мне, чтобы попасть во двор, пришлось налечь на окованное бронзой дерево грудью.

— Господин! — захлебнулась я, схватив холодного воздуха. Оскальзываясь, побежала за Йаррой, поймала край его плаща. — Какое допустимое расстояние у артефакта?

— Двадцать лиг. — Освободился, скрылся в замке.

Йарра пренебрегал мной настолько откровенно, что это заметили все — слуги, рыцари, перешептывающиеся оруженосцы. Выдохнув и задрав подбородок, я прикрыла браслет, улыбнулась и неторопливо, будто так и нужно, пошла к главному входу. Брыга с два я дам повод для сплетен, разревевшись! А оказавшись внутри, промокнула уголки глаз подолом туники и со всех ног понеслась к брату. Плевать на вещи, я Тима полгода не видела!

Прошмыгнула в приоткрытую дверь библиотеки, подкралась к Тимару, закрыла ему глаза ладонями:

— Угадай, кто?

Тим засмеялся, сжал мои пальцы, повернулся — и я замерла, уставившись на резной браслет на его запястье. Неснимаемый, украшенный рунами, он был точной копией моего поводка, только вместо бриллианта мелкие сапфиры.

Йарра закольцевал артефакты на моем брате. Если расстояние между мной и Его Сиятельством превысит двадцать лиг, пострадаю не я, плохо будет Тиму. Перед глазами все поплыло.

— Он с ума сошел!..

— Я его не чувствую почти, — покрутил браслет Тимар. — Писать неудобно. — И усмехнулся. — Иди, обниму, что ли, блудная сестра…

Улыбка его была невеселой.

— Нет… Нет-нет-нет… Нет, подожди! — уперлась я в его плечи. — Как же так?! То есть он наказывает меня через тебя?!

— Он опасается, что ты снова исчезнешь. Но ты ведь больше не станешь, правда? — заглянул мне в глаза Тимар.

— Нет, конечно, нет!.. Тим, я поговорю с ним! Я заставлю его снять это с тебя!

Мне дурно стало при мысли о том, что Тим — совсем как я три недели назад! — будет смотреть на руку и ждать боли, разряда, ожогов. Ведь мы с Йаррой можем попасть в бурю, в магическую аномалию, меня могут похитить, а графа убить и увезти тело! Что угодно может случиться! — и брат понимает это не хуже меня. Вот откуда эта вымученная улыбка, бледные веснушки и горькие складки в уголках рта!