— Горчичников нет? — изумилась Альбина. — Странно. У нас в любой аптеке лежат. Заходи и покупай.

— А может, у вас и горчичный порошок есть?

— Я только вчера видела в магазине. Навалом.

— Ну и благодать у вас, живете как буржуи. И горчичники есть, и порошок, и небось свой горчичный заводик?

— Да нет, заводика нет. Просто у нас курорт, люди болеют редко, и поэтому горчичники не пользуются таким спросом, как у вас.

— Наверное, — улыбнулся Сергей. — Ну а как насчет столика?

— Я заказала. Часам к девяти-десяти можете подойти. Раньше там делать нечего.

— А вы составите мне компанию?

— Ну, если вы приглашаете, то почему бы нет. Только мне надо будет заехать переодеться. Не могу же я сидеть с вами в ресторане в том костюме, в каком танцую в варьете.

— А что тут такого? Много одежды только портит фигуру женщины, а отечественная и вообще уродует ее.

— Слава богу, я уже давно не пользуюсь услугами нашей легкой промышленности. Вы подождите меня у своей машины, я сейчас соберу со столов посуду, и мы съездим ко мне за вечерним платьем.

Пока реставратор искал дом и разговаривал со стариком, железнодорожники поставили на путях длинный состав. Арнольду не хотелось лезть под вагонами, и он свернул к переезду, тем более что там скорей можно было поймать машину. Начало темнеть. На другой стороне железнодорожного полотна зажглись фонари. Мимо прошла электричка. За перестуком вагонных колес реставратор не расслышал шум приближающегося автомобиля, и только в последний момент что-то заставило его оглянуться и отпрянуть в сторону. Раздался глухой удар.

Машина остановилась. Из нее вышли трое мужчин. Один из них склонился над лежащим на обочине телом.

— Готов? — спросил тот, кто был повыше ростом.

— Кто его знает. Может, свет включишь?

— Ты что, спятил? Обыщи его карманы.

— Ключи, какая-то записка. Визитная карточка. Кошелек. Больше ничего нет.

— Кошелек положи на место, остальное убери.

— Что с ним делать будем?

— Тащите на рельсы. Сейчас должна пройти электричка.

Двое подхватили недвижимое тело и потащили к железнодорожному полотну.

На улицах города уже зажглись фонари, а на крышах и стенах домов реклама. Она сияла и мигала всеми цветами радуги, отбрасывая на проезжающие машины разноцветные блики и окрашивая лица праздношатающихся отдыхающих то в синий, то в красный, то в зеленый цвета, превращая их в участников огромного костюмированного бала.

— Сейчас направо и метров через сто остановитесь, — сказала сидящая на переднем сиденье Альбина.

Сергей притормозил возле трехэтажного особняка и спросил:

— Здесь?

— Да, — кивнула официантка, открывая дверцу. — Я вас не приглашаю, у меня там после сегодняшней ночной пирушки небольшой погром.

— Этот дом весь принадлежит вам?

— Он мне достался от покойного мужа.

— А сколько ему было лет?

— Сорок восемь.

— А вам?

— Тогда? Двадцать два. Я снимала комнату и работала в кафе. Потом мы поженились. Он был так добр ко мне.

— Сколько вы прожили вместе?

— О, совсем немного. Пять месяцев. Мне было так одиноко после его смерти.

— А почему он умер?

— Авария. У его машины отлетело переднее колесо, и он врезался в дерево. Говорят, он был навеселе.

— Странно, — пробормотал Николаев, — уж очень здесь большая смертность на дорогах.

— Что вы сказали?

— Это я так, про себя. А кем он работал?

— Вы меня расспрашиваете, словно следователь на допросе.

— Ну что вы, я просто журналист. А они, как дети, все ужасно любопытные.

— Он работал начальником автосервиса.

— Да, — еще раз бросив взгляд на дом, покачал головой Сергей, — большая шишка в наше время.

— Ну ладно, — улыбнулась Альбина, — не грустите. Я мигом.

Оставшись один, журналист опустил стекло и закурил. Он не успел докурить сигарету и до половины, как к дому подкатила черная "Волга" и, ослепив его фарами, остановилась буквально в нескольких миллиметрах от переднего бампера "Жигулей". Из нее вышли двое мужчин в кожаных куртках и подошли к машине Сергея. Один из них, распахнув дверцу водителя, грубо спросил:

— Что ты здесь стоишь?

— А что, нельзя? — Николаев стряхнул пепел на дорогу и в упор посмотрел на мужчину. Он был чуть ниже среднего роста, с глубоко посаженными глазами и выдающимся вперед крупным, раздвоенным подбородком.

— Нельзя.

— Я жду хозяйку. Она сейчас придет, и я уеду. Закройте, пожалуйста, дверцу.

— Какую еще хозяйку?

Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, если бы в калитке не показалась Альбина.

— Донис, прекрати, он ждет меня! — крикнула она.

Мужчина подошел к ней и схватил за руку.

— Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не таскала своих клиентов сюда?

— Ты что, параноик, опять?.. — Официантка выдернула руку и села в машину. — Поехали.

Сергей дал задний ход и развернулся.

— Что это за тип? Ваш любовник? — спросил он.

— Как же, — дернула щекой Альбина. — Придурок один. Сами понимаете, зарплата у официантки небольшая, а одеться по-человечески хочется, вот и приходится сдавать часть дома. А этот дурак возомнил из себя неизвестно что. Ладно, черт с ним… О чем вы сейчас пишете? Действительно о нашей гостинице? — сменила она тему разговора.

— Ну как бы вам сказать? Дело в том, что редактор дал мне задание подготовить к летнему сезону статью об успехах курортного обслуживания в вашем городе. Вот я и пытаюсь что-нибудь написать в этом духе.

— Обычно вашего брата интересует что-нибудь типа наркотиков, проституток. Тут недавно один писака приезжал из Москвы, все вынюхивал и выспрашивал насчет публичных домов и наркоманов. Дня через три он так всем надоел, что ему местные репу начистили и предупредили, чтоб он больше в городе не появлялся.

— Вы употребили сейчас странное выражение "начистить репу". Что оно означает?

— Это берут человека за волосы и проводят несколько раз его лицом по асфальту.

— М-да, — задумчиво произнес Сергей, подруливая поближе к дверям ресторана, — не хотелось бы мне оказаться на месте этого писателя.

— Не ставьте здесь машину, — сказала Альбина. — Это место "забито" местными таксистами. А то они могут вам камеры проколоть. Подайте лучше назад.

— Ну и нравы в вашем городе! Машину куда хочешь не поставишь, о наркотиках и домах терпимости лучше и не заикаться. Как вы здесь живете?

— В принципе не так уж плохо. Только здесь не любят, когда кто-нибудь садится не на свой стул или сует нос в чужие дела. Вот и всё.

Они подошли к дверям ресторана. Возле них, как и вчера, стояла толпа. Официантка постучала монеткой по стеклу. Швейцар тут же распахнул перед ней двери.

— Прошу. Чего сегодня так рано? — спросил он, улыбаясь, у Альбины и тут же загородил проход Николаеву. — Куда прешь?