заведу тебе другого, если мы когда-нибудь…

Внезапный стук в дверь заставил нас обеих вздрогнуть.

— Да? — кричит Серена. Она отталкивает меня в сторону, даже несмотря на то, что дверь и окошко для еды остаются закрытыми.

— У меня тут… пакет с кровью. Для вампира.

— Кто это? — шепчу я.

— Боб.

Я наклоняю голову. — Кто, чёрт возьми, такой Боб?

— Это имя, которое я придумала для охранников. Они все Бобы. — А потом, громче: — Мизери плохо, — что правда, я чувствую себя ужасно. — Кажется, из-за этих наркотиков она сейчас умрёт!

«Какого хрена?» — беззвучно спрашиваю я. Сейчас я не в состоянии исполнять план Серены.

— Ну, это выше моей компетенции. Да и я всё равно не могу ничего сделать для кровопийцы…

— Она королевская особа у вампиров. Кем бы не бы твой бос, думаешь он обрадуется, если она умрёт у тебя на смене?

Раздаётся несколько неразборчивых ругательств. Затем открывается окошко.

— Что там у вас происходит?

Я смотрю на Серену в полной растерянности. Всё, что она делает, это неопределённо жестикулирует в мою сторону, вероятно, пытаясь телепатически передать свой план. Я корчу гримасу в надежде сморщиться так сильно, чтобы исчезнуть из этого мира. Когда это не срабатывает, я неохотно направляюсь к двери.

Отверстие находится на уровне головы, но из-за особенностей конструкции чердака Боб видит внутреннее пространство лишь частично. — Что-то не так. С моим… глазом, — говорю я ему, оказавшись с ним лицом к лицу. Он оборотень, и выглядит моложе, чем я ожидала. Слишком молод для этой грязной работы, как и Макс.

Пошла ты, Эмери, и пошёл ты, Мик.

Он что-то бормочет себе под нос о ноющих кровопийцах, и спрашивает:

— Что у тебя?

— Вот это, — я всхлипываю и начинаю издавать набор драматических звуков. Справа от меня, скрытая от Боба, Серена показывает мне большой палец. Самый бесполезный помощник на свете. — Видишь?

— Ничего не вижу, — он слегка наклоняется вперёд, но достаточно сообразительный, чтобы не совать голову в окошко. Жаль, я бы с удовольствием его стукнула. С другой стороны, это бы меня только морально удовлетворило, но не выпустило отсюда. — Обычный сиреневый глаз. Что я должен заметить?

— Наверное, это реакция на наркотики. Нужно срочно позвать врача, — говорю я. Может, слишком сухо, потому что Серена изображает пантомиму, которая может означать только одно: «Больше драматизма». — Я могу умереть.

— От чего?

— Вот от этого, видишь? — я указываю под правый глаз, и он сосредотачивает на этом месте, пытаясь разглядеть какую-нибудь мерзость. Когда мои внутриглазные мышцы начинают сокращаться, чтобы начать подчинение, я вкладываю всю свою силу в это движение, надеясь быстро захватить его разум.

На мгновение это срабатывает. Я захватываю лишь поверхность его подсознания, замешательство Боба очевидно по его открытому рту и пустым глазам. «Получилось, — думаю я. — Я его контролирую. Я его контролирую, я его контролирую».

Но затем он хмурится и отстраняется, и я понимаю, что потерпела неудачу.

Позорную неудачу.

— Ты что…? — он хлопает глазами дважды, и до него доходит. — Ты только что пыталась подчинить меня? Проклятая кровопийца!

Он в ярости, настолько сильной, что просовывает руку через отверстие и тянется к моему горлу. И тут Серена напоминает мне кое о чём.

О том, какой же охренительно крутой она всегда была.

Двигаясь быстрее, чем я считала возможным для человека, она хватает Боба за запястье, сгибая его под неестественным углом. Боб вскрикивает и тут же пытается отдёрнуть руку, но моё паршивое подчинение, должно быть, как-то на него подействовало, потому что, несмотря на свою силу оборотня, он кажется слишком слабым, чтобы вырваться из хватки Серены.

— Открывай дверь, — приказывает Серена.

— Блять, нет.

Она ещё сильнее сгибает запястье. Боб вопит.

— Открой дверь, или я сделаю это… — она хрустит его большим пальцем. Я слышу, как он выскакивает из сустава, и это отвратительно. — …со всеми твоими пальцами.

Потребовалось ещё два сломанных пальца, но Боб всё же открывает дверь. Несмотря на свою силу оборотня, он явно не был тренированным бойцом, и нам потребовалось совсем немного усилий, чтобы поменяться с ним местами. Мы оба запыхались и немного ушиблись, но затолкав его внутрь, я оборачиваюсь к Серене, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке, и вижу, как она прижала руки ко рту и подпрыгивает на месте.

Может, она и крутая, но при этом ещё и слегка с приветом. Моё сердце замирает от того, какое облегчение… какое гребаное облегчение и счастье я испытываю. Она здесь. Цела и невредима. Совершенно не изменившись, несмотря на нашу разлуку.

— Говорила же, что без прикосновения не получится, — говорю я. Боб орёт изнутри, требуя выпустить его, а Серена бросает виноватый взгляд на дверь.

— Серьёзно?

— С одной стороны, он козёл. С другой, как-то раз он тайком подсунул мне дополнительную порцию ванильного пудинга.

— Не терпится услышать обо всех прелестях твоего проживания в этом доме престарелых.

Она поморщилась. — Пошли. Кажется, у него не было с собой телефона, но я могла проглядеть.

Мы бежим в конец коридора, но там оказывается ещё одна запертая дверь.

— Эта выглядит хлипкой. Если обе навалимся, то сможем выбить. На счёт три, хорошо?

Серена смотрит на меня в недоумении. Потом делает шаг вперёд, хватает ручку и поворачивает её.

Дверь открывается.

— Откуда ты знала…?

— А я и не знала. Просто сделала такую штуку, называется «проверить». Тебе стоит как-нибудь попробовать.

Я прочищаю горло и прохожу мимо неё на выход, чувствуя, как сжимается моя грудь от того, как сильно я скучала по ней.

— Не то чтобы я не получила бы удовольствия, наблюдая за тем, как ты пробиваешь себе путь сквозь эту дверь, но… — она замолкает и останавливается. Я тоже. Мы оба оцепенели, потому что…

Я оказалась права, когда говорила, что камера Серены находится на чердаке, но здание намного выше, чем мы ожидали. Под нами как минимум двадцать этажей. Это небоскрёб, и он