Макей не удержался от комментария:

— Тот, что в фуражке, — старший проводник. Он рембригадой руководит всегда, без всяких жребиев. Хороший мужик, не злой. Правда, чудной какой-то, с прибабахом.

— Чудной? — Гурбан задумчиво смотрел на происходящее за окном.

— Ага. Двое из четвертого вагона, если с хвоста считать, захворали животами, так он сам на подменку им попросился.

А вот это уже интересно. Попросился в тот самый вагон, куда сел Сташев со своей командой поддержки. На старшего проводника стоит обратить особое внимание. Наверняка прибабах у него не просто так, но по поводу.

А еще — он может привести к Сташеву.

Когда всё в комплекте, как-то спокойней, что ли. То есть должно быть спокойней. Но только душа Дана вернулась в тело, он почувствовал себя не лучшим образом. Будто вынули из-под ребер сердце и швырнули на рельсы, и провезли по нему состав, да так, что от клапанов-желудочков и мокрого места не осталось.

Данила захрипел, схватился за горло. Воздуха не хватало, глаза заволокла багровая пелена, которая, быстро обесцветившись, превратилась в подобие тумана.

— Даня, любимый, что с тобой?! Данечка! Кто-нибудь! Помогите!

— Отойди! И оденься! А еще дочь первого советника! Брат, ты чего?..

— Ничего. — Туман как ветром сдуло, над Данилой маячили два лица: круглое — Ашота, и испуганное — Мариши.

— А зачем тогда припадочного корчишь?

Данила почти сразу пришел в себя. На этот раз возвращение души прошло легче, ну, или быстрее, реанимация с искусственным дыханием и поцелуями взасос не понадобилась. И это… радовало?

Дан приподнялся на локтях:

— А я и не корчу. Просто сон плохой приснился.

— А-а, понятно. — Ашот застегнул штаны, призыв о помощи застал его врасплох. — Не, ну если с этой, — он выразительно посмотрел на Маришу, — спать, то неудивительно, конечно. Если б я рядом с таким крокодилом проснулся, то…

— И не надейся, — отрезала Мариша. — Эротические фантазии с моим участием реализуешь самостоятельно. Сортир в конце вагона.

— Хватит собачиться. — Данила спешно оделся. — Вообще-то тревогу объявили. Вы что, не слышали?

— Тревога, брат? Ты ничего не перепутал? Я не слышал.

— Если б мне говорили такие же комплименты, я бы тоже ничего не слышал, — не удержался от подначки Дан. — «Мой покоритель, мой властелин!»

Но Ашот ничуть не смутился, наоборот — его лицо расплылось в самодовольной улыбке:

— Слышно было, да?

— Как ты пыхтишь, корча из себя паровоз? Нет, что ты! — Мариша рассмеялась. Она уже привела себя в порядок. Только волосы еще не успела стянуть в черный пышный хвост.

— Ну, быстро одеваться, Петрушевич, ты умеешь. Для любовницы — талант отличный. А вот для жены…

Дан нахмурился. Эти пикировки когда-нибудь прекратятся вообще или нет? Ашот и Мариша ведут себя как дети. Они что, не услышали, что им сказано?!

— Эй вы, обратите на меня внимание! Я, Данила Сташев, говорю вам, что по Острогу-на-колесах объявлена тревога! И поезд остановился! Включите мозги уже!

Ашот наморщил лоб:

— Думаешь, зомбаки напали?

— Все может быть. Но могут и не зомбаки.

— В смысле?

Данила шагнул к окну, решетка которого была занавешена брезентом, и выглянул наружу. Оказывается, уже наступило утро. Ну, не то чтобы совсем рассвело, но в общих чертах пейзаж просматривался.

— Мы в Калуге.

— В бандитском остроге?

— А тут других по пути больше нет.

— И тревога?

— Точно.

— Значит, брат?..

— Это значит, Ашотик, — Мариша наконец справилась с волосами, подошла к Дану и выглянула наружу, — что машинист выбрал не самое удачное место для стоянки.

Решетку у ее лица сотряс удар — в стальные прутья, сломав клюв, врезалась ворона и принялась яростно царапать когтями ржавый металл. Мариша отшатнулась, прикрыла лицо ладонями. Зато Ашот, проявив завидную прыткость, выхватил нож и проткнул им слизня на черепе у птицы. Черная тушка рухнула на шпалы.

— Без глаз захотела остаться? — Толстяк вытер кончик лезвия о рукав.

— Спасибо, Ашотик. Ты настоящий друг!

Толстяк с подозрением взглянул на Маришу: шутит или нет?

— Ну-ну… — смутился он.

Она не шутила. По крайней мере, не улыбалась и побледнела.

На крышах вагонов перекрикивались охранники, но огонь не открывали, хотя обычно патронов не жалели. Кстати, гильзами тут не разбрасывались — их тщательно выискивали и собирали. В Москве, в отличие от того же Харькова, налажено производство боеприпасов и отстрелянные гильзы вновь идут в дело. «Как пивные бутылки!» — сказал как-то препод по огневой и рассмеялся. Будущие доставщики недоуменно переглянулись — мол, понял кто, в чем соль шутки? Понятливых не нашлось.

Но это все присказка, а суть заключалась в том, что по Острогу-на-колесах была объявлена тревога и состав замер. В пути зомбаки атаковали поезд постоянно, но ни разу он не притормозил, а тут — остановка! Определенно происходило нечто из ряда вон…

Размышления Дана прервал голос Равиля:

— Все в сборе. Нам здесь нельзя оставаться.

— Почему это? — Ашот послал воздушный поцелуй пышной рыжухе, выглянувшей из-за балдахина. — По-моему, отличное место.

— Калуга пала под натиском зомбаков. Впереди на путях завал. Это засада. Острог-на-колесах долго не продержится.

Мариша сняла АПС с предохранителя:

— Ну, за мою жизнь кое-кому придется дорого заплатить.

Равиль качнул головой, клыки ожерелья на его шее едва слышно звякнули:

— Не надо платить. Мы пойдем в гости к Маркусу.

— К самому Маркусу?! В бронированный вагон?! — удивился Данила.

— Бери выше. — Опираясь на трость, вольник похромал к тамбуру.

* * *

— Смотри, командир! — Фаза тронул Гурбана за плечо и указал на заросли у рельсов.

Подлесок этот вдруг ожил: невысокие, тонкие деревья закачались — и вот уже к Острогу-на-колесах помчались толпы людей. Это были бородатые мужчины в камуфляже, сплошь цвет бандитского братства Калуги. Их сопровождали женщины, которые собирались здесь со всех Территорий в надежде поживиться объедками со столов убийц и грабителей. Многие стреляли по самоходному острогу, у иных же закончились патроны. Были и такие, кто просто бежал к составу, подняв руки, — сдаюсь, пожалейте. Но этим Гурбан не доверял бы вдвойне — в Калуге честные не выживали, здесь держались на плаву только те, кто умел ударить ножом в спину.