Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бетонные стены возвышались метров на двадцать, и они были наклонены внутрь, как сложенные чашей руки. Это место лучилось электричеством, как расплавленная звезда. Линии электропередачи подходили к комплексу со всех четырех сторон, они грохотали и ныли, трудясь изо всех сил.
Он создал еще один лагерь.
Конгресс… Круз… Наверняка они ничего не знали. Они бы этого не позволили.
Дорога изогнулась и уткнулась в огромное сооружение, которое возвышалось до самого неба. Я не смогла даже сосчитать, сколько там этажей. Комплекс был спроектирован для практических целей – и для устрашения – ни единой минуты, ни единого доллара не потратили на то, чтобы сделать его внешний вид менее унылым.
Я наклонилась вперед, пытаясь разглядеть что-то еще сквозь лобовое стекло. Проход вроде тоннеля шел по первому этажу здания.
Машина снова набрала скорость, направляясь к пропускному пункту метрах в ста от основных построек. И чем ближе мы подъезжали, тем лучше я могла рассмотреть сложную паутину заграждений. Не просто сетка, а несколько слоев сетки. Между заграждениями проложили своеобразные шлюзы, через которые мог въезжать автомобиль. По спине прокатилась волна ледяного страха.
Если одни ворота будут разрушены, на пути у заключенных всегда встанут другие – и не одни.
Я слизнула капельку пота с верхней губы, ощутив вкус соли и лака для волос. Полицейский автомобиль наконец замедлил ход, затормозив перед охранником. Но это не был солдат, по крайней мере, не армии США или сил ООН. Никакой униформы – только рубашка камуфляжной раскраски и тяжелый черный кевларовый бронежилет.
Мужчина стоял посреди дороги, размахивая рукой, пока полицейский не остановился. Охранник подошел к машине с водительской стороны, глаза метали молнии.
– О, надеюсь, всe пройдет нормально, – пробормотал полицейский, что был за рулем. – Эй. Добрый вечер. У нас тут трое «пси» на заднем сиденье. Эти идиоты пытались ограбить…
– Вы не можете постоянно скидывать детей сюда, как в мусорный бак, – резко перебил его охранник. – Босс хочет, чтобы мы закрутили гайки. Теперь у нас новая система. Вы хоть просканировали их, прежде чем сюда тащить?
– Думаете, у нас есть оборудование? – спросила женщина-полицейский, перегнувшись через своего напарника, чтобы получше рассмотреть говорящего. – Вы знаете, как работает эта хренова бюрократия. Слушайте… Я передам ваши слова в департамент, если вы заберете напоследок этих троих.
Охранник с отвращением вздохнул и вернулся в свою будку. Его место у машины занял другой и осветил фонариком заднее сиденье. Мы разом отвернулись, пряча лица.
– Отлично, – прорычал первый. – В следующий раз звоните заранее и сажайте их в камеру временного содержания.
– Как скажете, – ответил полицейский, после чего поднял стекло в машине и добавил: – Козeл.
Ворота с жужжанием открылись. Мы въехали внутрь через первую секцию, потом через следующую, и я крепко сжала пальцы Романа. Когда мы проезжали через третьи ворота, женщина-полицейский обернулась на нас.
– Поздравляю, теперь вы – уже не наша проблема.
Ворота захлопнулись, и по сетке, потрескивая, растеклось электричество. Оно было подведено к каждому уровню ограждения и пело, предостерегая, предупреждая.
Автомобиль остановился у здания, похожего на крепость. Когда за нами закрылись последние ворота, лампы, укрепленные на низком потолке тоннеля, сначала погасли, но потом замигали красным в такт сигналу тревоги.
По обеим сторонам помещения шли черные металлические двери. Когда они распахнулись, оттуда вышли шестеро хорошо вооруженных мужчин в одинаковых черных бронежилетах. Однако рубашки под ними не были форменными. Кто-то вообще оказался в майке.
«Это не военные», – поняла я. Роман тоже рассматривал мужчин, делая свои собственные выводы. Скорее всего их просто наняли.
Полицейский, сидевший за рулем, открыл задние двери и быстро отступил в сторону. Я даже вздохнуть не успела, как вооруженный мужчина схватил меня за руки и плечи.
«Ни звука, не доставляй им такой радости…»
Из головы все вылетело, когда я упала на землю, ударившись о дверь.
– Эй! – рявкнул Роман, но я его не слышала – зрение снова пошло черными пятнами, и я застыла от ужаса. Вооруженный мужчина снова поставил меня на ноги и пихнул в непроглядно темный коридор.
Паника превращала мои мысли в пепел. Я видела только спины солдат, заполнивших коридор, но все равно пыталась оглянуться, безуспешно вырываясь из хватки того, который держал меня. Роман и Приянка исчезли – вдруг нас разделили? – от одной только мысли об этом в груди разверзлась бесконечная пустота.
Солдат справа поднял винтовку и ударил меня прикладом в самое основание шеи. Я вскрикнула – больше от потрясения, чем от боли, и качнулась вперед. Мужчина дал мне упасть на колени, потом вцепился в волосы и снова заставил подняться.
– Ударь ее еще раз, и я так надаю тебе по заднице, что моя нога выйдет у тебя из глотки!
Приянка.
Я повернулась и увидела, как охранница погружает локоть ей в живот. Приянка задохнулась от боли, но смогла устоять на ногах, хотя у нее подогнулись колени.
Где Роман?
В дальнем конце пустого коридора клубились тени. Холодный воздух вырывался из вентиляции у нас над головой, шипя и плюясь на нас, словно толпа недовольных зрителей.
«Плитки, – подумала я, глядя на серые плитки под ногами. – Как и там».
Воспоминания окатили меня темной волной.
– Что с ней нахрен такое? – спросил кто-то.
– Наконец-то поняла, в каком глубоком она дерьме, – ответил тот, что тащил меня вперед. – Вы сообщили в отдел обработки, что прибыла новая партия?
Я чувствовала их рации. Заряд их батарей гудел внутри пластиковых корпусов. Я ощущала генераторы белого шума, висевшие у них на поясе. Я чувствовала всe – и одновременно ничего. Голос в моей голове призывал меня подчинить эти заряды, причинить этим людям боль – такую же, какую они причиняли нам.
Я проглотила ком в горле, мысленно повторяя два слова: «Не могу. Не могу. Не могу».
Мы не просто так пришли сюда. Я не могла атаковать, не могла дать им повод причинить нам вред или случайно убить.
Я помнила об этом. Я помнила, как это устроено.
Еще один солдат открыл для нас дверь лифта. Когда мы вошли внутрь, я наконец смогла посмотреть на Приянку – ее лицо пылало плохо скрытой яростью. На щеке были свежие царапины, а челюсть справа опухла. Но она была здесь, со мной.
А Романа не было.
Лифт, оживая, дрогнул, и меня швырнуло на стену. Мы не поднимались на верхние этажи здания, как я предполагала. Вниз. Вниз и вниз, механизмы скрипят, их энергия окружает меня трескучими электрическими лентами.