Ответила она не сразу.

– Он ненавидел своего отца, ты это знаешь.

– Да, кое-что он рассказывал.

– А его вечное бунтарство против всяческой дисциплины. А его отношение к Градски, к женщинам, к жизни. Подумай об этом, Шон, а потом скажи, разве счастливый человек так себя ведет?

– Градски однажды серьезно подставил его. Дафф его просто не любит, – пытался Шон защитить друга.

– Э-э-э, нет, тут все гораздо глубже. Градски в каком-то смысле похож на отца Даффа. У Даффа душа сломлена, вот в чем дело, Шон, вот почему он так к тебе привязался. И ты можешь ему помочь.

Тут уж Шон открыто рассмеялся:

– Кэнди, дорогая моя, да мы просто понравились друг другу, вот и все, и в нашей дружбе нет никаких глубоко скрытых или темных мотивов. И только не надо сейчас ревновать его ко мне.

Кэнди села, простыня сползла ей до пояса. Она наклонилась к Шону, и круглые, тяжелые, серебристо-белые в полумраке груди ее качнулись вперед.

– В тебе, Шон, есть сила, твердая уверенность в себе, о которой ты сам еще не подозреваешь. А вот Дафф это увидел, и будут видеть другие несчастные люди. Ты ему очень нужен, ему очень плохо без тебя. Позаботься о нем ради меня, помоги ему найти то, что он ищет.

– Какая чепуха, Кэнди, – смущенно пробормотал Шон.

– Обещай мне, что ты ему поможешь.

– Вообще-то, тебе пора отправляться к себе, – сказал Шон. – Люди черт знает что могут подумать, начнутся разговоры.

– Обещай мне, Шон.

– Ну хорошо, обещаю.

Кэнди встала с кровати. Быстро оделась.

– Спасибо тебе, Шон. Доброй ночи.

Йоханнесбург для Шона обеднел без Даффа. Улицы уже не казались оживленными, в Рэнд-клубе ему было скучно; волнение, которое он прежде испытывал на бирже, притупилось. Однако он по-прежнему ходил на биржу: приходилось работать и со своей долей, и с долей Даффа.

После долгих совещаний с Градски и Максом Шон поздно вечером возвращался к себе в гостиницу. Напряженный день изматывал его, глаза болели от усталости, а мозг настолько уставал, что для раскаяния уже не оставалось сил. Вдобавок его очень тяготило одиночество. Он шел в Оперный театр, находил подходящую компанию и топил усталость в шампанском. И когда какая-нибудь девица, забравшись на большой стол в центре комнаты, отплясывала там канкан, а потом замирала перед Шоном и Тревором Хейнсом, склонив голову до колен и до самых плеч задрав юбки, Шон безропотно уступал Тревору право стащить с нее трусики, хотя еще неделю назад он скорее разбил бы Тревору нос, чем сделал это. Шон больше не находил в этом ничего интересного. И домой возвращался рано.

В следующую субботу, в полдень, на еженедельную планерку в кабинет явились Кёртис и Франсуа. Когда они закончили и Градски ушел, Шон обратился к ним с предложением:

– Хотите пойти со мной в бар «Гранд-Националя»? Раздавим бутылочку-другую, отметим, так сказать, окончание рабочей недели.

Кёртис и Франсуа беспокойно заерзали на стульях.

– Понимаете, босс, мы уже договорились встретиться с ребятами в «Светлых ангелах».

– Отлично, я иду с вами, – с энтузиазмом сказал Шон.

Перспектива снова посидеть, выпить с простыми людьми вдруг показалась ему весьма привлекательной. Его уже тошнило от необходимости проводить время в компании тех, кто жал ему руку, с улыбочкой заглядывал в лицо, а сам только и ждал удобного момента, чтобы его уничтожить. А как было бы здорово пойти с этими двумя и говорить о шахтах, а не об акциях и облигациях, смеяться вместе с людьми, которым наплевать на то, что «Сентрал Рэнд консолидейтед» в понедельник поймает котировку шестьдесят шиллингов за акцию. Он выпьет с Франсуа и Кёртисом, а потом, возможно, подерется с кем-нибудь, и это будет честный, сногсшибательно красивый кулачный бой. О господи, да, конечно, как было бы хорошо побыть с людьми, души которых чисты, – пусть под ногтями у них грязь, а рубашки под мышками потемнели от пота.

Кёртис и Франсуа быстро переглянулись.

– Да там в основном будут работяги, босс, там всегда по субботам собираются старатели, которые ковыряются в земле.

– Вот и отлично, – сказал Шон. – Пошли.

Он встал, застегнул на все пуговицы светло-серый плащ с лацканами, обрамленными черным муаровым шелком в тон черной жемчужине на булавке галстука, и взял лежащую на столе трость.

– Пойдем, не будем терять время.

Чтобы добраться до шумной «Таверны светлых ангелов», надо было преодолеть всего один квартал. Шон улыбнулся и прибавил шагу, словно старая охотничья собака, вновь почуявшая в ноздрях запах птицы. Франсуа и Кёртис шагали по сторонам, стараясь не отставать.

На барной стойке таверны стоял огромный землекоп. Шон сразу узнал его – это был рабочий из его шахты «Сестренка». Закинув голову и изогнувшись всем телом, чтобы уравновесить тяжелую плетеную бутыль, он приник губами к ее горлышку, и кадык его равномерно ходил взад-вперед. Его окружала толпа, и все хором скандировали:

– Пей до дна, пей до дна, пей до дна…

Землекоп закончил, швырнул бутыль в дальнюю стенку и смачно рыгнул. Потом поклонился, милостиво принимая аплодисменты публики, и только тогда заметил стоящего в дверях Шона. Тыльной стороной ладони работяга виновато вытер губы и спрыгнул со стойки. Остальные тоже повернулись к двери и увидели Шона. Шум постепенно стих. Все молча заняли свои места у стойки. Шон шагнул в помещение в сопровождении Франсуа и Кёртиса, положил на стойку стопку соверенов:

– Бармен, прибери-ка их и наливай всем! Я угощаю! Сегодня суббота, самое время повеселиться как следует.

– Спасибо, мистер Кортни!

– Ваше здоровье, мистер Кортни!

– Gezondheid[35], мистер Кортни!

Голоса звучали несколько приглушенно – из уважения.

– Пейте, ребята, там этого золота еще полно.

Шон вместе с Франсуа и Кёртисом стояли у стойки. Он шутил, и они смеялись. Говорил он громко, как с добрыми товарищами, а счастливое лицо так и сияло от удовольствия. Он заказал еще выпивки.

Скоро дал о себе знать мочевой пузырь, и Шон отправился в туалет. Там были люди, они о чем-то говорили, и он не стал заходить сразу, остановившись послушать.

– …Чего он приперся сюда, чего ему надо? Катился бы лучше в свой дерьмовый Рэнд-клуб.

– Ш-ш-ш! Тихо ты! А вдруг он услышит? Хочешь потерять работу?

– А мне плевать! Да кто он такой?! «Пейте, ребята, там этого золота еще полно… я босс, ребята, делайте, что вам сказано, ребята, поцелуйте меня в задницу, ребята».

Шон застыл как парализованный.

– Да заткнись ты, Фрэнк, он скоро уйдет.