– Была поуверенней, когда рассчитывала в драке на Адрика. Тогда так – мы находим тайник, потом прячемся внутри поместья. Когда тревога уляжется, они кладут нож обратно. А ночью мы крадем его, линяем под покровом темноты, и ищи ветра в поле.

Саффа подозрительно покосилась на нее.

– Дыряво, – сказала Сэммиш. – Не спорю.

– Нас ничто не обязывает идти до конца. – Когда Сэммиш покачала головой, Саффа нахмурилась. – Я тебя ни о чем не просила, а если и так, то освобождаю от всех обещаний.

Пустота в груди росла – ужас, горе и крах.

– Я начала все это только ради нее. Ради Алис. И они отняли ее у меня. Или подбили ее отнять себя саму.

– И для тебя это очень важно?

При этих словах пустота осела, сворачиваясь в нечто огромное, изощренно больнючее.

– Очень.

– Но если она снова с тобой, зачем продолжать?

– Затем, что со мной нет меня. Раньше я знала, кто я. Теперь – не знаю. Меня выгнали из дома. Все осталось на своем месте. Все остались на своих местах. Но отныне мне некуда деться. Вот что они у меня отняли.

– Ты же понимаешь, что так своего обратно не отвоюешь.

– Понимаю.

Старшая женщина подошла к ней, сплела свои тонкие, сухие пальцы с пальцами Сэммиш, подержала минуту, потом отпустила и вытерла со щеки слезы.

– По поводу подруги, которую я лишила брата. Ты хотела попросить ее нам помочь?

Сэммиш опять выглянула за дверь.

41

Вступив в Братство многие годы тому назад, Трегарро по сей день жил в одних и тех же покоях. Тысячи ночей он видел сны, лежа на этой кровати, и просыпался от света, что сочился сквозь эти ставни. Сегодня он облачился в кожаную куртку. На ней не было эмблем ни Братства, ни его рода. Не то чтобы здесь его род много значил. Все же одежда была добротной, прочной, охотничьей. Разношенной, пусть не им, но мужчиной примерно его сложения. Меч на поясе не был его личным оружием – простая стальная полоска с хорошо заточенной кромкой. Трегарро, конечно, метили шрамы, но мало ли кто в молодости обжигался. Уберется подальше от города и сможет стать кем захочет. Такова была цена его замысла.

И такова же была награда.

Яд лежал у него в малюсеньком, с ноготь, зашитом мешочке. Крупинки наподобие соли, только с зеленоватым отливом. Он приткнул мешочек за поясной ремень – легко достать, легко не заметить. Оставалось только надеть серый плащ с широким капюшоном – так проще прятать лицо. Накинет, и можно отправляться. Вместо этого он присел на краешек постели и опустил голову на руки. Слишком долго он собирается с силами, нехорошо.

По коридорам Братства Трегарро шел с опущенным взглядом и поднятым капюшоном. Неизвестно, узнает ли кто-то из встречных его по походке. Если кто и узнает, тому хватит ума не задавать вопросов сейчас и не болтать языком впоследствии. По крайней мере, капитан считал, что как следует вымуштровал состав. Трегарро прошел через общий храм и, минуя гостевые домики, оказался на кухне, где на бечевке висела связка фазанов. Их лапки были спутаны, черные глаза – незрячи. Он закинул фазанов на плечо, помедлил и повесил обратно. Есть время повидаться с ней еще раз, напоследок.

Андомака, преображенная Андомака, сидела на алтаре во внутреннем храме – в излюбленной позе мальчишки с Медного Берега. Перед ней разыгрывалась партия на доске. Не поднимая глаз, она уже знала о его появлении. Оба молчали, пока Трегарро рассматривал прекрасно знакомые обводы лица. По отдельности не поменялась ни одна ее черточка, но из их сочетания складывалась совсем другая женщина. Какой она и являлась.

– Я пошел, – сказал он. – Меня не будет… некоторое время. Скорее всего, с месяц.

– Нет, – молвила она, оборачиваясь к Трегарро. С понимающей улыбкой. Поначалу видеть Осая, накинувшего на себя ее тело, как плащ, вгоняло его в суеверную дрожь. Но постепенно в выражениях женского лица становилось все трудней и трудней разглядеть старого князя. Нить Китамара проделась сквозь обоих, нанизав точно бусы, но они не были одной личностью. Собственно, капитан сюда и пришел, чтобы удостовериться в этом.

– Нет? – переспросил он.

– Когда закончишь, – сказала Андомака, – твои обязанности передо мной будут исполнены. Ты хорошо послужил, Трегарро. Возвращаться не нужно.

– Но девчонка…

Андомака ступила ему навстречу, и, не осознавая, он сделал шаг навстречу ей.

– Элейна а Саль будет моей проблемой, и я решу ее. Не беспокойся.

– Я вызвал ваше неудовольствие? – Голос пал до шепота.

– Совсем наоборот. Ты беззаветно отдавал себя Братству и всему, чему оно служит. Равно как и Андомаке Чаалат, будущей княгине этого города. Но я не в первый раз творю переход и умею распознавать некоторые… склонности. Ты хорошо потрудился. И твои труды здесь окончены.

Слезы на глазах стали для него унижением.

– Если… если такова ваша воля… то я… конечно, я…

Она откинула его капюшон, изучая лицо слуги при свете свечи. Однако ее неумолимый взгляд не был таким уж недобрым. Трегарро хихикнул, будто закашлялся:

– Я старался не смешивать чувства и долг. Я… я пытался быть сдержанным.

– Она не догадывалась ни о чем, – сказал Китамар. – Не догадалась бы и я, когда б не сталкивалась с подобным прежде. Поколения за поколениями. Ничего не меняется. И не становится легче. Когда ты вновь обретешь свое место в мире, пришли к моему трону весточку. Неважно, в чьей плоти я поселюсь, – я прослежу, чтобы ты ни в чем не нуждался. Ты будешь могущественным человеком, где бы ни построил свой дом. И рядом с тобой будет любая женщина, какую ни пожелаешь.

– Кроме той, что я хочу.

– Да, – сказала она. – Кроме той.

И тогда она поцеловала его – бледные мягкие губы поверх кривого, наполовину окостенелого рта. Только раз, а потом повернулась и скрылась в тени коридора, оставляя в храме его одного.

Трепетать.

42

Из-под жаркого солнца Алис ступила в тенек камнерядской пивной. Хозяйствовал тут ханч с белыми волосами и жидкой бородкой. Он угрюмо зыркнул на нее, покачал головой, но не погнал восвояси. Она заходила сюда пару раз с Уллином и его дружками – кажется, целую жизнь назад.

Она углубилась в зал. Возле потухшего очага сидели Сэммиш и женщина средних лет с кружками пива и тарелками рыбы с перловкой. Алис ждала, что сейчас заколотится сердце или непроизвольно стиснутся челюсти. Такой момент заслуживал ошеломляющих чувств. Вместо этого внутри пробудилось немного