— Мое положение — полковник. Мой ранг — полковник. Мое состояние — жалованье полковника. И не забывай о данцигских миллионах! Как бы мне самому не забыть… Вот мы и дома. Дай мне завещание этого старичка, на котором был сиреневый парик. А еще дай мне книги по истории, все книги, в которых говорится о Наполеоне.

Молодой Рено печально выполнил указание хозяина, которого он сам себе отыскал. Он отвел Фугаса в просторную комнату, выдал ему завещание Мейзера, предоставил в его распоряжение всю библиотеку и пожелал своему смертельному врагу доброй ночи. Полковник насильно обнял его и сказал: «Я никогда не забуду, что это ты подарил мне жизнь и Клементину. До завтра, благородное дитя моей родины. До завтра!»

Леон спустился на первый этаж, прошел через столовую, в которой Готон протирала стаканы и столовое серебро, и отправился к родителям, ожидавшим его в гостиной. Гости давно разошлись, свечи были погашены. Лишь одинокая лампа освещала пустое пространство. Два мандарина неподвижно сидели в своем темном углу на этажерке и, казалось, размышляли о непостоянстве фортуны.

— Ну как там? — спросила госпожа Рено.

— Он в своей комнате и окончательно сошел с ума. Впрочем, у меня есть идея.

— И то хорошо! — сказал отец. — А вот мы уже ни на что не способны. Мы совсем отупели от душевной боли. Теперь главное — не ссориться с ним. Эти солдаты империи были страшные забияки.

— Я его совсем не боюсь. Просто я переживаю по поводу Клементины. Как нежно и покорно она слушается этого проклятого болтуна!

— Сердце женщины — это неразрешимая загадка. Так что ты собираешься делать?

Леон стал подробно излагать свой план, который пришел ему в голову еще на улице, пока он разговаривал с Фугасом.

— Самое главное, — сказал он, — это освободить Клементину от его влияния. Если завтра он уедет, тогда вновь восторжествует разум, и послезавтра мы поженимся. Это главное, а с остальным я сам разберусь.

— Но как мы отделаемся от этого психа?

— Есть только один, причем верный, способ: мы должны воспользоваться терзающей его страстью. Такие люди могут вдолбить себе в голову, что они влюблены, но в глубине души они любят один только порох. Мысли Фугаса следует направить в русло военных идей. В этом смысле завтрак у командира 23-го полка будет очень кстати. Сегодня я успел ему сказать, что в первую очередь он должен потребовать, чтобы ему вернули звание и эполеты, и он заглотил этот крючок. Следовательно, он поедет в Париж. Там он, возможно, встретит знакомых ему старых вояк и в любом случае захочет вернуться на военную службу. В результате он будет занят по горло и забудет о Клементине, которую я спрячу в надежном месте. Наше дело — обеспечить его необходимыми средствами, но денежные траты ничего не значат в сравнении со спасенным семейным счастьем.

Госпожа Рено, любившая, чтобы во всем был порядок, отнеслась к благородству сына с легким неудовольствием.

— Этот полковник — неблагодарный тип, — сказала она. — Мы и так много сделали, вернув его к жизни. Теперь пусть он сам выпутывается!

— Нет, — возразил отец. — Мы не можем отпустить его голым и босым. Благодеяние обязывает.

Обсуждение продолжалось больше двух часов и было прервано ужасающим грохотом. Можно было подумать, что рушится дом.

— Опять он! — воскликнул Леон. — Похоже, у него приступ бешенства!

Он пулей взлетел наверх. Родители бежали за ним. На полу у самой двери стоял подсвечник с горевшей свечой. Леон поднял его и толкнул приоткрытую дверь.

Скажем прямо: охватившие его надежда и радость пересилили опасливое чувство. Ему уже казалось, что он избавился от полковника. Но открывшееся зрелище резко изменило ход его мыслей, и наш безутешный жених расхохотался истерическим смехом. Взбегая на второй этаж, он явственно слышал звуки ударов и пощечин. Но в комнате перед взором пораженного Леона предстало нечто бесформенное, которое каталось по паркету в пылу безнадежной борьбы. Ничего больше с первого взгляда разглядеть не удалось. Но вскоре в тусклом свете свечи стал виден Фугас. Полковник боролся с Готон, словно Иаков с ангелом. Леон сконфузился и сбежал в свою спальню.

Оказалось, что полковник заснул, уронив голову на историю Наполеона, и даже не успел потушить свечу. И вот Готон, покончив с делами, заметила, что из-под двери пробивается луч света. Тут она вспомнила о бедном Батисте, который, возможно, все еще маялся в чистилище из-за того, что когда-то упал с крыши. В надежде, что Фугас мог бы рассказать ей о бывшем возлюбленном, она

несколько раз постучала в дверь, сначала потихоньку, а затем гораздо сильнее. Полковник не отзывался, свеча продолжала гореть, и служанка решила, что тут что-то не так. От огня могла вспыхнуть занавеска, и тогда загорелся бы весь дом. Она поставила подсвечник на пол, открыла дверь и на цыпочках пошла тушить свечу. Но то ли перед глазами спящего мелькнула подозрительная тень, то ли под ногой толстой, как колода, Готон скрипнул паркет, только Фугас спросонья услышал шуршанье ее платья, вспомнил какое-то похождение из тех, что оживляли гарнизонную жизнь при Первой империи, и стал тянуть руки, призывая к себе Клементину. Готон, которую схватили за корсаж, отвесила ему в ответ такую неженскую оплеуху, что полковник решил, что на него напал мужчина. Обмен ударами кончился тем, что противники в обнимку покатились по паркету.

В итоге стыдиться пришлось господину Фугасу. Страшно напуганная Готон ушла спать, а семейство Рено, урезонив полковника, добилось от него почти всего, что хотело. Он пообещал на следующий день уехать, согласился взять в долг предложенную сумму денег и поклялся не возвращаться до тех пор, пока не получит наследство по данцигскому завещанию.

— И вот тогда, — заявил он, — я женюсь на Клементине.

Спорить с ним по этому поводу было бесполезно. Это стало его навязчивой идеей.

Хозяева дома после трех бессонных ночей спали без задних ног. Спали Фугас и Готон, постанывая во сне от полученных ударов. Последним заснул Селестен, предварительно допив остатки из всех рюмок и бокалов.

Рано утром господин Роллон пришел справиться о состоянии Фугаса. Он подозревал, что полковнику не по себе после вчерашних выходок, и он вряд ли захочет принять участие в завтраке. Но не тут-то было! Вчерашний

безумец был тише воды, ниже травы. Вел он себя образцово и был свеж, как розовый бутон. Фугас успел завладеть бритвой Леона и брился, насвистывая ариетту Николо. С хозяевами он был очень мил, а Готон пообещал озолотить, но после получения наследства Мейзера.

Не успели они уйти на завтрак, как