– Ты ведь ни при чем тут, Мирослава, убирайся к черту отсюда. Но девочку мне оставь, это моя девочка. Она станет моей душой, и я смогу жить. Мне нужна эта девочка, мне нужны три девочки, хорошие, милые девочки. Оставь свою сестру и убирайся. За Желанной я приду после…

– Иди в зад, дура! – заорала я, закрывая собой сестру. – Иди в зад, дура желтоглазая! Ты не увидишь моей сестры! Сейчас придет Марьян и отрубит тебе голову!

– Марьян уже мертв! Мои мальчики уже убили его! – шелестела ведьма, надвигаясь все ближе и ближе.

Я не знала, что мне делать. Как применить крестик? Как защитить себя и сестру? Пальцы машинально сжали слегка теплое серебро, и в голове всплыли слова. Знакомые слова, сложившиеся в знакомую молитву.

– «Отче наш, сущий на небесах…» – проговорила я, едва выговаривая то, что звенело в голове.

Ведьма остановилась, скривилась.

– «Да приидет Царствие Твое…» – уже смелее продолжила я.

– Замолчи! Не молись молитвой Стефана, девчонка! Не молись молитвой Стефана, иначе я убью тебя! Тут только мое царствие! Тут все будет мое!

– «Да будет воля Твоя…» – продолжала я.

Крестик в моей руке вдруг стал меняться. Он трансформировался на глазах, и, пока я повторяла слова молитвы, все ярче светилось голубоватое серебро. На удлинившейся ножке проступили серебристые узоры, верхняя часть превратилась в эфес меча, в витую перекладину, удобно устроившуюся в пальцах. Клинок – легкий, светящийся клинок, покрытый узорами, – оказался острым и длинным. И легким, настолько легким, что мне не составило труда взмахнуть оружием, и цепочка, державшая его на моей шее, разорвалась.

Клинок сиял и искрился, и ведьма пятилась, вспоминала чертей и проклинала Стефана.

– Мы уйдем, и ты нас не тронешь, иначе с тобой будет то же, что с твоими придурочными родственницами, Ульяной и Орысей. Марьян отрубил им руки, а после головы. И они гниют в земле, где им и место! И ты там будешь гнить, корм для червей! – крикнула я, поднимая чудесный меч повыше.

– Марьян твой мертв! Марьян твой уже мертв! – верещала ведьма, но ее отвратительные черные руки уже тянулись к нам не так уверенно.

Краем глаза я заметила огонь, разведенный в другом конце ангара, темные тени, бегающие по стене, но рассматривать все это как следует было некогда. Я пятилась к выходу, а ведьма таращилась на мой меч и проклинала Стефана, Марьяна и меня. Возможно, мы бы так и ушли, но в этот момент дорогу мне перекрыло чудовище.

Это был огромный пес с оскаленной пастью, с его белых клыков стекала кровавая слюна. Собака зарычала, напряглась, и я поняла, что сражаться на два фронта не смогу. Это просто невозможно. Ведьма, заметив мое смятение, двинулась вперед, трясясь от беззвучного смеха.

Марьяна я не видела нигде, и страх за своего парня вдруг окатил меня холодной волной. Я так и не дочитала молитву, слова застыли на губах. И я сама застыла, закрывая собой сестру и пятясь, теперь уже в угол, подальше от жуткой громадной собаки. Может, кинуть в нее землю?

– «Хлеб наш насущный дай нам на сей день…» – вдруг прозвучал уверенный и спокойный голос.

Я оглянулась и увидела Матвея. Он шел прямо к собаке, разноглазый, высокий, уверенный. В его руках не было никакого оружия, и лишь длинная мохнатая мантия, наброшенная на плечи, придавала ему диковатый и странный вид.

Он выглядел, как настоящий ведьмак, Матвей Левандовский.

– «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь», – тихо и твердо договорил Матвей.

И ведьма вдруг завизжала. От ее голоса, поднявшегося на невероятную высоту, задрожала земля и стены ангара. Собака ринулась на Матвея, Снежанка дико завыла, а я подняла меч, да так и замерла от удивления.

Матвей надел капюшон, и пространство дрогнуло.

Никогда в жизни я не видела, как люди превращаются в зверей. Это чудовищно. Это ужасно. Это нестерпимо и невозможно. И все-таки именно это и произошло. Матвей изменился. В мгновение ока он увеличился в размерах, мохнатый плащ охватил его тело, глаза на громадной медвежьей морде засверкали, как невероятно яркие звезды. Пасть стала громадной, и вот огромный медведь прыгнул на собаку и разорвал ее на части, как будто она была всего лишь тряпичной куклой.

– Ведьмак пришел! – заверещала ведьма и тоже стала раздуваться, как громадный воздушный шар.

Тяжелый плащ лег на плечи, мех окутал с головы до ног, коснулся кроссовок и слегка дрогнул, словно был живым. Голова медведя оказалась на спине – громадная, с круглыми ушами и блестящими глазами.

Матвей чувствовал охватившую его дрожь и в то же время странную силу. Сила была вокруг, она заставляла вибрировать воздух и пугала маленькую мавку. Она витала повсюду, и ею можно было дышать, словно полным озона воздухом, ее можно было ощущать кожей – такую теплую, покалывающую, невероятно доступную. Сила, которая теперь принадлежит ему, Матвею Левандовскому.

Обостренные до предела чувства подсказывали, что около грядок днем пробегали зайцы, чуть дальше в лесных зарослях пасется молодой кабанчик и шумно фыркает, пожирая редкую дубовую поросль. Матвей чувствовал Руську – мавка не имела запаха, но ее эфемерный след легко улавливался в темном воздухе. Мавка боялась, дрожала и в то же время желала быть рядом. Хотела дружбы и простого человеческого тепла, потому что была совершенно одна в этом темном и жутком лесу.

И еще Матвей чувствовал ведьм. Нечеловеческая мрачная воля, полная ненависти, злобы и жажды поглощать, витала над лесом и городком, и ее было столько, что внутри проснулась ответная злоба. Матвей понял, что хочет убивать. Рвать, грызть, хватать. Жаждет крови, темной, густой, ведьминой крови, которая стекала бы с губ, капала на землю и впитывалась в черную почву.

Все эти желания и чувства охватили его с невероятной силой, и Матвей побежал. Через заросли кустов, через высокую траву, мимо деревьев и камней. Несся вперед, не замечая тяжести мехового плаща, и лишь смутное желание опуститься на четвереньки и припустить еще быстрее слегка тревожило сознание.

Пробегая мимо кладбища Невинно убиенных, Матвей ощутил запах мертвечины и колдовства. Тут недавно был бой, и земля еще не успела впитать в себя его следы. Злая воля подняла мертвых собак по всему городку, сбила их в стаю и натравила на людей. Но люди смогли справиться с колдовством, и теперь темные чары развеялись, а прах ушел в землю.

Прах к праху. Земля к земле. Тлен к тлену. Ненависть к ненависти.

Она может быть сильной, эта ненависть. Такой сильной и такой горячей, как ведьмацкая кровь, хлещущая из шейной артерии. Откуда Матвею это известно? Он словно обрел память предков, словно чувства и переживания прадеда Стефана вдруг перешли к нему, правнуку ведьмака, и теперь он гораздо лучше понимал этот мир.