открою встречу. Ты же местный! Нужно прочесть что-нибудь такое! Короче говоря, зал должен зажечься. Постарайся. У тебя получится…»

Волнуясь, хожу по вестибюлю. До встречи остаются считанные минуты. Вдруг меня подзывает сам Задорнов! Аксакал. Седая грива, острый взгляд, шарф переброшен через плечо. У нас так не носили. Приехал на семинар из Риги, он уже там жил постоянно. «Послушай, дружок! Сходи, пожалуйста, в гостиницу. Разбуди жену и приведи. А не то она опоздает… Очень тебя прошу!»

Как отказать самому Задорнову?! Чертыхаясь, бегу в гостиницу «Север». Тогда она так называлась. Благо, что на площади, рядом с Домом культуры.

Понятно, что мы с супругой живого классика безнадежно опаздываем. А в зале – мои школьные друзья, сводные, по отцу, сестры, учителя, приехавшие из Маго на встречу с писателями и поэтами, земляки из Иннокентьевки. Мои воспитатели из школы-интерната № 5. Понимаю – час «триумфа» миновал. Пробираясь с женой Задорнова – красивой и статной дамой с высокой прической в первые ряды, испытываю сильное разочарование. Все ведь знали, что я должен выступать. Вдруг из президиума на сцене голос Задорнова – он высмотрел нас в зале. «Хочу пригласить на сцену вашего земляка, молодого поэта из Иннокентьевки…»

Других поэтов в Иннокентьевке не было.

Как он догадался и мой позор превратил в триумф?! О! Как я взвывал со сцены городского Дома культуры! Бродский отдыхает…

И еще одна встреча, о которой я должен рассказать.

Мы пришли на встречу с Аллой Нагибиной в белом. Не сговариваясь. Критик Катя в белой кофточке и такой же юбке, длинной – в пол, обозреватель Оля – в белой накидке типа пончо. А я в белом пиджаке. Не знаю почему. Перед отъездом из редакции я краем глаза заметил, что Ольга сменила обувь. Надела туфли на каблуке. Наверное, интуитивно, мы понимали, как важна для нас сегодняшняя встреча. Может быть, она была единственной в своем роде. Как откровение. Или как выпускной бал. Ведь белый цвет рифмуется с праздником.

В белой кофточке и в черных брюках встретила нас хозяйка дома № 16 в тенистой аллее поселка Красная Пахра Алла Григорьевна Нагибина.

Встретила у порога европейского домика среди подмосковных берез и елей. А потом, за обедом, заметила, что мы сегодня как-то похожи друг на друга… Никакого, заранее оговоренного, протокола не существовало. Потом я понял прозорливость красивой женщины, которая поила нас красным вином, угощала белыми грибами, земляничным – из детства – вареньем и дыней. Были и другие, разумеется, блюда. Но названные представляются мне наиболее важными в описании встречи. Как и цвет наших одежд. Красное вино, белые грибы, золотистая дыня и массивный искрящийся перстень на пальце хозяйки, с вкрапленным в камень зеленым лягушонком. Когда, через много часов, мы прощались, я попросил разрешения поцеловать ее руку, по-прежнему благородно узкую и по-прежнему тревожную.

Она разрешила.

По-прежнему, потому что Нагибин первым так описал ее руки. Руки любящего человека хранят трепет. Любовь, как мы знаем, быстро уходит. До сих пор непонятно – куда… У них не ушла.

Алла Нагибина – последняя жена блистательного Нагибина. В 1990 году, в Агридженто, он удостоен звания «Лучший писатель Европы». В любезном Отечестве Юрий Маркович ни одного звания, ни одной премии так и не получил. Но это так, к слову. Сегодня не о наградах и почестях… Сегодня – о любви. Нагибин написал в своем знаменитом «Дневнике»: «Во всем ее поведении (поведении Аллы. – А. К.) есть что-то от свежего, чистого, припахивающего антоновским яблоком зимнего морозного дня. Что-то голубое, белое, искрящееся…» 17 сентября 1968 года. Вот видите: и мастер о том же. О белом и искрящемся… О празднике, который может подарить тебе человек. А ведь прошло почти пятьдесят лет. Алла Григорьевна была шестой женой Нагибина. И последней. С ней он прожил почти тридцать лет, после развода с Геллой. Так в «Дневнике». На самом деле сейчас нет ни одного читателя, который не знал бы, что под вымышленным именем Гелла скрывалась не менее блистательная, чем он сам, Белла Ахмадулина. Он выпроводил Беллу из своего дома после того, как узнал о смелых сексуальных экспериментах поэтессы.

Михаил Ульянов, исполнитель главной роли в фильме «Председатель» – по сценарию Нагибина, получил Ленинскую премию, а Юрий Маркович – первый инфаркт. В 43 года. Когда фильм запретили, Союз писателей устроил судилище над Нагибиным. В 81-м году еще один инфаркт.

На вручение «Оскара» за фильм «Дерсу Узала» в 76-м году сценариста фильма Юрия Нагибина просто-напросто не пригласили. Гран-при в Каннах за цикл документальных фильмов о России – уже 1995-й. «Золотой Лев» в Венеции за повесть «Встань и иди». Наверное, лучшую его повесть. И самую трагическую.

Мы попросили Аллу вспомнить некоторые даты их жизни, чтобы понять «размашистость» Нагибина. Через призму ее светлого взгляда. Поразительно то, что она, рассказывая обо всех бедах писателя, не только не сводит счеты с обидчиками, но и как настоящая аристократка принимает судьбу и жизнь с Юрием Марковичем как благо. И дом, в котором мы сидим, аристократичен. Убранством, библиотекой и антикварной мебелью. На кресле-троне XVI века устроился черный кот.

Откуда?!

Нагибин – да, он с дворянскими корнями, его даже называли барином. А она – блокадный ребенок из Ленинграда, дочь простых родителей, переводчица с английского. «Видели желтые цветочки на первом этаже в гостиной?.. Два дня работы!»

Мы видели. И удивились. И сильно обрадовались. Обыкновенные полевые цветы с круглыми желтыми головками и небогатая травка (как из пустыни) – пижма и золотарник под ее руками превратились в золотой шар. И первый дом, который она создала для мужа-писателя, и второй, в котором она сейчас живет одна, собран ее руками. Прирожденный дар стиля, дизайна, организации пространства – в общем-то, дар художника, позволил ей открыть в свое время Художественную галерею на Пушкинской. Уже после смерти Юрия Марковича, когда ей надо было самой зарабатывать.

Каким-то звериным чутьем он угадал в ней тогда, когда увидел в первый раз, природный дар свежего и чистого – настоящего. Врожденной питерской интеллигентности. Что касалось всех сторон их жизни. Думаю, что интимной – тоже. Она вскользь заметила, что несмотря на все разговоры о пьянстве, барстве и распутстве Нагибина, она нашла его естественным, абсолютно не развращенным и даже целомудренным. Ее потрясало это. Целомудренность Нагибина мне кажется совершенно не выдуманной историей. Она развела его с Беллой, позволяющей себе смелые сексуальные эксперименты. И она же, однажды, заставила сделать такую запись в «Дневнике»: «А накануне Марина Влади проповедовала у нас на кухне превосходство женского онанизма над всеми остальными видами наслаждений. В разгар ее разглагольствований пришел Высоцкий, дал по роже и увел». 29 декабря 1977 года.

После