И я не забыл! Хотя это стоило мне неимоверных трудов. Швейная машинка отупляюще стрекотала, но я сотни и тысячи раз повторял: «Турецкий, Турецкий, Александр, Александр… Я следователь. Жена — Ирина… Слава Грязнов и Меркулов…»

И как назло, этого белобрысого врача, что так по-доброму со мной разговаривал, не было. Но я, хоть был еще и дурак, понимал, что хвастаться и прыгать от радости, от того, что я пришел в себя, мне совершенно не стоит. Ведь кому-то было нужно, чтобы я оказался здесь, и может, этот кто-то находится рядом. Может, это санитары, которые зовутся контролерами в этом страшном больничном заведении, или, может быть, это еще один врач, которого я видел раньше, он представился мне как главврач; возможно, это еще один человек в белом халате по фамилии Кошкин и по имени… Да, его зовут Иваном. То, что происходило недавно, я прекрасно помню! Но то, что было до определенного момента, происшедшего в Германии, я забыл и с трудом сейчас вспоминал.

Правда, из всех дней, проведенных мною в этой психиатрической тюрьме, я практически не помнил лишь первых дней пребывания там. Что-то со мной делали, но что? Я с трудом мог припомнить, что я сидел и… читал книгу? Или смотрел телевизор? Определенно я не мог сказать ничего. Но вот то, что рядом со мной суетился Кузьмин, и то, что голова страшно болела, — в этом я был совершенно уверен.

Я очень надеялся, что завтра мне будет лучше и не придется прикладывать столько усилий, чтобы удерживать воспоминания.

Всю ночь я почти не спал, боясь, что, проснувшись, вновь окажусь полумедузой-полутравой.

На следующий день я вновь строчил верхонки, моля об одном, чтобы как можно скорее увидеть этого улыбчивого врача.

И увидел его в мастерской. Он, казалось, бесцельно бродил между швейными машинами, но я видел, что он неуклонно приближается ко мне.

Контролер в углу читал какую-то книжку и не обращал на меня внимания. А я, поймав взгляд приближавшегося врача, коротко подмигнул ему и вновь принялся за шитье.

Полетаев на секунду остановился, потом подошел ко мне:

— Ну как у нас работа, получается? Не слишком трудно?

— Нет, я хочу в туалет, — сказал я, понизив голос.

— Хорошо, я провожу.

Полетаев сказал контролеру, что не следует беспокоиться, меня сводит в туалет он сам.

Контролер пожал плечами и согласно кивнул, вновь углубившись в чтение.

В туалете я чрезвычайно долго снимал штаны. Я молчал, ожидая, что первым заговорит этот улыбчивый.

— Есть какие-то улучшения? Видимо, что-то приснилось? — спросил Полетаев.

— Может быть, есть, а может, и нет, — неопределенно ответил я.

— Я не совсем понимаю вас.

— Я тоже, товарищ врач.

— Что не понимаете?

— Вы обещали помочь, зачем вам это? Я больной, ненормальный. Ваше дело меня лечить, а не помогать мне.

— Верно, вот я и помогаю — не лечить… Ты можешь на меня положиться, Сергей Сергеевич. Мы оба с тобой находимся в не слишком-то приятном месте, и я кое-что о тебе знаю…

— И что же ты знаешь?

— То, что ты не Иванов.

— Верно, — подтвердил я.

— А кто ты, ты можешь мне сказать?

— Зачем? Чтобы ты снова сделал меня дураком? Федя, кажется, так тебя зовут?

— Да, Федор. И я вовсе не делал тебя дураком, как раз наоборот.

И пока я натягивал штаны, Полетаев мне изложил то, как он подменил препарат в кабинете Кузьмина. У меня не осталось ни малейшего сомнения в правдивости его слов.

— Я — старший следователь по особо важным делам Мосгорпрокуратуры Александр Турецкий. Не ожидал, парень?

Полетаев действительно никак не ожидал такого признания. Он быстро заморгал, приходя в себя, потом выдохнул:

— Ну и дела здесь у нас творятся, следователь!

— Не у нас, а у вас, — поправил я его.

— Однако долго мы уже сидим на горшке, пора возвращаться, — сказал он.

Мы молча направились обратно в пошивочную мастерскую.

Полетаев пообещал, что ночью, когда контролеры будут дремать, а он будет на дежурстве, он придет в мою одиночку.

Полетаев не соврал.

Я услышал звук открываемой двери уже где-то после полуночи. Естественно, я не спал, не мог уснуть.

Вот ведь как получилось. Я сам предлагал Меркулову устроить провокацию, чтобы вызвать ответную реакцию тех, кто приказал убить Татьяну Холод. А вместо ожидаемого результата я угодил в раскрытую пасть мышеловки, которая, казалось, только и ждала меня. Что Ваганову нужно от меня? Неужели он предполагает меня купить? Не могу поверить, что он настолько глуп. Ваганов хочет уничтожить меня? Тогда почему не сделал этого раньше, в Германии? Определенно я ему нужен, но зачем?! Хотя не станем торопить события, пока я нужен этому зарвавшемуся вояке, я могу не беспокоиться за собственную жизнь.

В палату осторожно вошел Полетаев в офицерской форме лейтенанта медицины, на плечи был накинут белый, не слишком свежий халат.

— Ну что, держишься? — прошептал Полетаев.

Я встал с кровати и, подойдя к нему почти вплотную, заглянул в его светлые глаза.

— Давай, валяй, Федор. Ты выкладываешь, где я и что со мной тут вытворяют. А я расскажу, как я здесь оказался и откуда прибыл.

Федор Полетаев быстрым шепотом, временами задыхаясь от волнения, поведал мне все, что знал про Ильинское: не забыл о Кошкине и о генерале Ваганове. О том, что здесь содержится Вася Найденов, который работает на Ваганова, и о том, что повергло меня в небольшой шок, — здесь полковник Васин! Тоже, как я, без памяти, но теперь, после того как ему не была введена повторная инъекция № 9, наверное все вспомнивший.

Я недоумевал, почему Ваганов оставил в живых полковника Васина, да и меня тоже? Ваганов говорил, что я могу ему пригодиться, неужели он на меня еще рассчитывает, этот самонадеянный, всесильный заместитель командующего? Выходило, что так.

— А Юрий Королев без сознания лежит, как говорится, медицина здесь бессильна. Скоро наступит кома и конец, — говорил Полетаев.

Страшная жалость навалилась мне на грудь. Ведь эти ребята, Васин с Королевым, которые и стали причиной, косвенной, правда, гибели Татьяны Холод, — теперь словно как родные мне!

Я живо вспомнил все прочитанное в записках полковника Васина… Вот уж не думал, где придется встретиться, вот уж не предполагал, что с человеком с фоторобота мы окажемся в одном сумасшедшем заведении!

Но факты, как говорится, — упрямая вещь.

— Раз ты такая большая птица, если ты действительно старший следователь, то теперь мне не страшно. Мы с тобой прикроем эту лавочку, что устроили здесь Кузьмин с Вагановым, ведь так? — улыбался, шепча мне почти в ухо, Полетаев.