Но проблема не только в политиках. Ветераны-северяне искали оправдание. Это не они плохие, потому что следовали тактике Выжженной земли, это южане неправильные. Недочеловеки.

Когда попаданец впервые встретил это слово в статье, где профессор права важно рассуждал о низших и высших расах, ему стало страшно. Но статья послужила спусковым крючком для научного расизма, и стали появляться статейки на тему, что если в южанах течёт неправильная кровь, то они и сами – неправильные. Недочеловеки.

А победили конфедераты… так это всем известно – предательство. Проклятые французы! Да и ирландцы… не всё с ними чисто. Пусть сражались они храбро, спору нет. Вот только подозрительно – чего это они покидают САСШ? Нет ли в этом какого-то заговора?

Нужно сказать, что статьи такого рода не слишком востребованы, да и ирландцев они задевали по большому счёту краешком. После того, как поток ирландской миграции из Нью-Йорка стал ощутимым, рядовые горожане стали относиться к кельтам заметно спокойней.

Уезжают конкуренты, ранее претендовавшие на рабочие места? Ну и слова богу, чего теперь на них злиться-то?

А вот Юг как воплощение Сатаны, в газетных статьях встречался часто. Даже Алекс, скептически настроенный к прессе, после прочтения порой задумывался: может, ну его, этот Юг? Неприятное местечко, не для порядочных людей… В нескольких газетах КША, доставленных по его просьбе, попадались похожие статьи, но уже о Севере.

Непонятную ситуацию легко разрешил Папаша, подкованный в политике. Они как сидели за рюмкой чая по семейному, в столовой у Фокадана.

– Что тут странного-то? – Удивился Томас О'Брайен вопросу, – разделяй и властвуй. На Севере боятся без рабочих рук остаться.

– Как же боятся, – перебил тестя Фред, – если сами нас выгоняют.

– Нас, – фыркнул Папаша, – то-то и оно. ИРА и до войны не только кельтов защищало, хоть призыв вспомни. Да на войне ирландцы себя отменно проявили. Не начни политиканы на нас давить, так через год-другой мы бы сами из них масло выжали. По крайней мере, профсоюзы куда как жёстче могли бы себя вести.

– А негры?

– Эти-то? Ты вспомни, сколько их с Юга понабежало? Ничего не умеют, берутся работать за любые деньги. Промышленникам они в общем-то и не нужны в качестве рабочих. Сам вспомни, сильно их нанимали? Так, чтобы рабочие руки у южан отобрать. Отобрали, а сейчас не нужны, вот виноватыми назначили, чтоб народ пар на них выпускал.

– А где тут Боятся без рабочих рук остаться? – не сдавался Фред.

– Если слишком много народу уедет, так рабочим платить нужно будет нормально, а не как сейчас – за еду работают.

– С Севером разобрались, – согласился внимательно слушавший дядю Рональд О'Брайен, – а с Конфедерацией почему так?

– Мальчишки…, – если слышно пробормотал Папаша, и уже громче, – тоже боятся. Начнут приезжать к ним те солдаты из англосаксов, что за Союз воевали, осядут. А лет через пять-десять северяне уже в большинстве будут. Да со своим виденьем мира. Дальше объяснять?

– Нет, дядя, всё понятно! Переворот.

– Почему ирландцев да поляков в КША привечают, разъяснять нужно?

– В Конфедерации привечают, потому как в Союзе гнобят, так? Даже если кто и не разделяет идеалы Юга, то вряд ли снова захочет воевать за Север. С таким-то отношением…

Через несколько дней после этого разговора, в газетах развернулась травля чернокожих, и без того поставленных фактически вне закона. Обвинялись они в самых страшных грехах, порой совершенно абсурдных.

До середины апреля ситуация с неграми искусственно подогревалась. На улицах Нью-Йорка можно увидеть ситуации, когда нетрезвые мужчины расправлялись с чернокожими образцово-показательно, на глазах у полиции. Те не вмешивались, даже если негров вешали на фонарных столбах… Мужчины эти, что характерно, из личной дружины мэра.

Вскоре их примеру начали следовать уже и обычные горожане. Не все после войны сохранили душевное здоровье… Чёрные побежали, их группы сопровождали группы вооружённых лояльных граждан, стреляя по любому поводу[226].

В Нью-Йорке большая их часть вербовалась в Канаду, пусть даже условия контракта стали вовсе уж кабальными. Разлучали семьи, мужчины и женщины отдельно… Но вариантов у негров не осталось: по слухам, в глубинке их попросту убивали.

В штаб влетел белобрысый мальчишка из Молодой Гвардии.

– Сэр! – он навытяжку встал перед Фокаданом, пытаясь изобразить военную выправку. Передав зажатую в потном кулачке записку, Гвардеец потерял серьёзность и снова стал мальчонкой лет восьми, которому старшие товарищи дали ответственное поручение.

– Спасибо, солдат, – серьёзно сказал Алекс, на что мальчик просиял щербатой улыбкой, стукнул босыми пятками друг о друга и умчался, подпрыгивая. По мере того, как попаданец читал, лицо его делалось всё более хмурым.

– По коням, – коротко сказал вестовому, – нападение на склад, поднимай дежурный взвод. Да… Гатлинги тоже брать, экипируемся по полной.

Через пять минут полсотни верховых одвуконь[227] при четырёх странноватых повозках, вышли на рысях из Медовых Покоев.

– Воевать едут! – С восторгом сообщил давешний мальчишка приятелю, примостившемуся вместе с ним на заборе по соседству.

– Ага, – согласился рыжий приятель, – по два револьвера у каждого, да и ружей у некоторых по два[228]. Меня бы с ними!

– Да, – мечтательно согласился белобрысый, – здоровски получилось бы! Мне брат давеча давал из револьвера стрелять. Ух! Лягается, чисто мул, но удержал!

– Попал хоть?

– А то! – Хвастливо отозвался гонец, – но почти тут же смутился и добавил, – почти. Рядышком с мишенью пуля легла, дюймах в пяти. Знаешь, какая отдача? Ух! Брат сзади за руки придерживал, и всё равно!