Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И бескорыстной доброты запас.
Иначе в нашей суете тревожной
Не выживешь, не одолеешь бед…
Судьба свои натягивает вожжи,
Чтоб не меняли мы надежный след.
А нас влечет крутое бездорожье,
И тайна встреч, и неоткрытый мир…
И в этих вечных поисках тревожных
Нам дружба – как слепому поводырь.
2007
* * *
Зурабу Церетели
Еще холста он не коснулся.
Но холст его преобразил.
Он виновато улыбнулся.
Как будто нас уйти просил.
В лучах волнения и света
Плывут его полутона.
И никого с ним рядом нету.
А есть восторг и тишина.
Играла музыка…
Художник
Шел сквозь печаль и торжество.
О, сколько мир искусству должен!
Хотя не должен ничего.
1993
* * *
Евгению Мартынову
Кому Господь благоволит,
Того Он забирает рано.
И до сих пор во мне болит
Незаживающая рана.
Едва лишь вырвавшись на свет,
Осталась музыка без звука.
И недопетый твой куплет
Куда-то спрятала разлука.
Не много ты успел нам спеть.
Но то, что спето, – не исчезнет.
Оборвала внезапно смерть
На лебединой ноте песню.
А ныне, словно на таран,
Несется пошлость по экранам.
И вряд ли светлый твой талант
Вписался б в этот хор бездарный.
Ах, Лель… Какой была весна,
Когда из сказки ты явился,
Когда влюбленная страна
Ждала тебя, как мать, у пирса.
Я ставлю диск твой…
Сколько лет
Прошло,
Как сердце раскололось…
И вновь я верю – смерти нет,
Когда звучит твой чудный голос.
1998
* * *
Сандаловый профиль Плисецкой
Взошел над земной суетой.
Над чьей-то безликостью светской.
Над хитростью
И добротой.
Осенняя Лебедь в полете.
Чем выше —
Тем ярче видна. —
Ну, как вы внизу там живете?
Какие у вас времена?
Вы Музыкой зачаты, Майя.
Серебряная струна.
Бессмертие —
Как это мало,
Когда ему жизнь отдана.
Во власти трагических судеб
Вы веку верны своему.
А гения время не судит.
Оно только служит ему.
Великая пантомима —
Ни бросить,
Ни подарить.
Но все на земле повторимо.
Лишь небо нельзя повторить.
Сандаловый профиль Плисецкой
Над временем —
Как небеса.
В доверчивости полудетской
Омытые грустью глаза…
Из зала я —
Как из колодца
Смотрю в эту вечную синь.
– Ну, как наверху вам живется? —
Я Лебедя тихо спросил.
1982
* * *
Родиону Щедрину
Я живу открыто.
Не хитрю с друзьями.
Для чужой обиды
Не бываю занят.
От чужого горя
В вежливость не прячусь.
С дураком не спорю,
В дураках не значусь.
В скольких бедах выжил.
В скольких дружбах умер.
От льстецов да выжиг
Охраняет юмор.
Против всех напастей
Есть одна защита:
Дом и душу настежь…
Я живу открыто.
В дружбе, в буднях быта
Завистью не болен.
Я живу открыто.
Как мишень на поле.
1982
Счастливые будни
Валерию Когану
Мне по душе зима и лето,
И первый снег, и дождь грибной.
Иду по ледяному следу,
Чтобы попасть в июльский зной.
Мне по душе льняная голубь
И тихий желтый листопад.
Присевший у порога голубь,
В печаль окрашенный закат.
И музыка седого ветра,
Когда февраль берет разбег.
И море сказочного света,
Что дарит сердцу чистый снег.
Мне по душе раскаты грома
Над радостной землей моей.
И песня, спетая негромко,
Вернувшихся к нам журавлей.
Мне по душе зима и лето.
Года и дни, что их хранят.
Иду по дорогому следу
Своих надежд, своих утрат.
Россия
С. Баруздину
Нас в детстве ветры по земле носили.
Я слушал лес и обнимал траву,
Еще не зная, что зовут Россией
Тот синий мир, в котором я живу.
Россия начиналась у порога
И в сердце продолжается моем.
Она была и полем, и дорогой,
И радугой, склоненной над селом.
И быстрой речкой, что вдали бежала
И о которой думал я тогда,
Что тушит в небе зарево пожара
Ее неудержимая вода.
Рассветом в сердце пролилась Россия.
Не от того ли и моя любовь
Так неразлучна с ливнями косыми,
С разливом трав и запахом хлебов?
И мне казалось – нету ей предела…
А по весне я видел наяву:
Под парусами наших яблонь белых
Россия уплывала в синеву.
Прошли года. Объездил я полсвета.
Бывал в краях и близких, и чужих,
Где о России знают по ракетам
Да по могилам сверстников моих.
И я поверил – нету ей предела!
И чья бы ни встречала нас страна, —
Россия всюду, что ты с ней ни делай,
В сердцах людей раскинулась она.
1958
Сентябрь
А. Вознесенскому