— Папочка, ты мне не ответил! — окликнул меня Александр.

— Ты о чем?

— Ты больше не будешь с ней встречаться? Ведь это нехорошо, папочка!

Я чувствовал себя виноватым. Ведь знал, знал же я, что Майя ему нравится, но не придавал этому никакого значения… Неважно, что он еще маленький, сейчас я должен сказать ему всю правду. Пусть знает, что и я могу быть честным, как благородный патриций.

— Не все зависит от меня, сынок. Но я… я действительно хочу быть с ней… — прошептал я и медленно двинулся к двери.

— Ты не можешь быть с ней!.. Пле-бей! — услышал я за своей спиной, но никак не отреагировал. Просто вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь.

Ночью я спал отвратительно. На следующее утро поднялся пораньше, принял контрастный душ в нашей прекрасной ванне, побрился и уселся завтракать бок о бок с Наташей и Александром. Александр торопился в школу, а Наташа, как и я, собиралась на мероприятие России. Мой отец уже приготовил всем нам троим яйца всмятку, хлеб с маслом, кофе со сгущенкой. Хотя под окнами раздавались прямо-таки взрывы бравурной музыки — по поводу переезда России в Москву предвиделась грандиозная манифестация — не скажу, что настроение было праздничным.

— Значит, все-таки сподобился почтить Россию своим присутствием, — усмехнулась Наташа, имея в виду мое намерение посетить сборище в Шатровом Дворце.

— Кажется, ты сама пеняла, что я живу в изоляции, — пожал плечами я.

— Неужели?

— Может, не ходить, а? — осторожно предложил я.

— Иди уж, — фыркнула Наташа. — Иди.

Я решил, что, пока все не прояснится, постараюсь держаться подальше и от жены, и от Мамы. Только взгляну, как там удалась отделка главного зала в Шатровом Дворце и незаметно сбегу. Сразу отправлюсь в Западный Луч.

Не успел я допить кофе, как Наташа уже вынесла мне мой единственный, но зато наваринского пламени с дымом костюм, который я надевал редко и весьма неохотно. Плюс галстук-галстух, такой же искристый, пухлый, под него ослепительно белая сорочка. Костюм этот, конечно, купила Наташа. Приобрела как раз для такого рода ответственных мероприятий, чтобы я выглядел человеком. Вероятно, не без рекомендации Мамы. Я сначала поморщился — не хотелось являться к Майе в этом глупом «вицмундире», но, взглянув на жену, решил не спорить и отправился облачаться в наваринское пламя.

Сюрпризы начались едва мы вышли из дома. Погода, кстати, была прекрасная. За последние дни оттепели пегие сугробы осели, большая часть снега растаяла и грязная вода утекла сквозь канализационные решетки. Со вчерашнего вечера хмарь и гнусь на небе полностью рассеялась и снова ударил легкий морозец. Утро выдалось по-весеннему ясным-преясным, отчего улицы и дворы приобрели опрятный и даже нарядный вид. Лужи покрылись хрустящими корками, прошлогодняя трава посеребрилась инеем, а черные влажные ветви деревьев и кустов льдисто поблескивали. Солнечные лучи оживляли все вокруг, раскрашивая стены домов в розовые и золотистые тона.

Первое, что мне бросилось в глаза, помимо обычных предвыборных транспарантов, — это плакатик, на котором был изображен я собственной персоной, рука об руку с нашим партийным лидером Федей Голенищевым — оба чрезмерно краснощекие и радостные. В правом верхнем углу красовалась размашистая вязь: «Лучшие люди столицы — за любимого кандидата!», а в левом нижнем: «почетный гражданин Москвы такой-то». Это не был фотомонтаж. Скорее всего, нас сняли во время какого-то застолья у Папы. Плакатик, наклеенный на что-то вроде лопаты для уборки снега, маячил над головами довольно большой толпы детей и взрослых, которые колготились непосредственно у нашего подъезда. Колготились они, естественно, не сами по себе, а ими руководили примелькавшиеся бандитские рожи из окружения небезызвестного Парфена. Последние были снабжены рациями, весело размахивали ими, якобы подзадоривали толпу.

Я хотел тут же дать задний ход, но не вышло, поскольку за мной двигалась Наташа и Александр. Одна из рож просияла, мигнула и как по команде толпа принялась дружно озвучивать то, что было начертано на образчиках наглядной агитации, а именно: «Лучшие люди столицы — за любимого кандидата!» и, конечно, «Не сорвут, гады, выборов!» Я оглянулся на жену и мне показалось, что она усмехнулась. Она ласково потрепала Александра по щеке, что-то напутственно шепнула, и мальчик бодро зашагал в школу. Несколько раз он оглянулся на нас и на толпу, а затем свернул за угол. Делать было нечего, мы влились в толпу.

— Пожалуйте в машину, господин Архитектор, — услышал я услужливое и увидел поблизости небольшой открытый грузовичок, разукрашенный по случаю манифестации и оснащенный громкоговорителями. Я решительно замотал головой, заявив, что намерен передвигаться на своих двоих.

— О, это даже лучше! — ответили мне.

Не успел я оглянуться, как меня подхватили под руки, и я обнаружил себя шагающим в первом ряду колонны, которая уже начала движение в направлении Треугольной площади к главному терминалу-аквариуму.

Я шагал рука об руку сияющими рожами. Первый ряд колонны растянулся поперек всей проезжей части. Кроме меня и сияющих рож, в первом ряду набралось немало лучших людей. У многих на груди сверкали особые значки участников России. Впереди нас бежали дети с флажками, а также специальные люди несли растянутое над мостовой громадное полотнище государственного флага. Непосредственно за нами медленно двигался грузовичок с громкоговорителями, из которых беспрерывно доносились различные лозунги, попеременно произносимые то женским, то мужским восторженными голосами. Следом за грузовичком, в самой гуще колонны маршировал наш районный духовой оркестр, гремел-наяривал не переставая.

Тем не менее я ориентировался довольно плохо и находился в весьма смурном и подавленном настроении. Поле зрения как бы сузилось. Я уже сомневался, что поступил правильно, решив отправиться на это мероприятие. Меня угнетал умножившийся за ночь груз размышлений о том, что я узнал накануне о Майе и дяде Володе. Несмотря на прекрасную весеннюю погоду, все представало в наихудшем виде. Стараясь отвлечься, я вглядывался в Москву — спокойную и величественную, словно уходящую в синее небо, к вершине мира. Было что-то бредоподобное в этом сочетании несопоставимых вещей — Москвы, ясного утра, ощущения того, что я безнадежно упустил что-то важное, гнетущей ревности, шумного ликования манифестации, плакатов, изображающих нашего кандидата Федю Голенищева и меня. Я ощущал в груди холодную пустоту. Может быть, мне уже не на что было надеяться…

Только когда мы вышли на мост через Москва-реку, я заметил, что куда-то подевалась Наташа. Я принялся вертеть головой и, в конце концов, увидел жену на правом фланге — среди лучших женщин нашего района. Бог с ней. Народ и члены добровольной народной дружины сопровождали участников совещания до Треугольной площади. Там, слава Богу, за дело взялись дежурные спецподразделения, которые блюли порядок перед главным контрольно-пропускным терминалом. Быстро и четко участники (в том числе и я) были отфильтрованы и отдельной группой препровождены в Москву. Когда мы уходили, манифестанты на Треугольной площади дружно скандировали пожелания успешной работы. Миновав терминал, мы гурьбой направились напрямую через аллеи Садового кольца к Шатровому Дворцу. Как новичок, я шагал несколько особняком, поскольку был далек от дел России. Наташа ушла далеко вперед в компании знакомых женщин-делегаток, и скоро я совсем потерял ее из вида.