— Фу-у! — хором кричат девочки.

— Он думал, это клубника, — поясняет Гай. — Вот глупый мальчишка! Наверное, он меня никогда не простит.

— Не хотела бы я съесть гланды, — серьезно заявляет Сюзанна.

— Ну и не ешь, — откликается Гай.

Тут Сюзанна видит маму — она гуляет с маленькими братиками. Девочка машет ей и спешит навстречу.

— Брайони, пойдешь со мной? — зовет она, сбегая по склону холма.

— Надо спросить маму, — отвечает Брайони, надувая губки, — но она еще спит. — Брайони хорошо знает, что не следует беспокоить маму по утрам. В эту минуту я решаю подойти к ним.

— Можно мне пойти к Сюзанне? — спрашивает Брайони. — Можно, ну можно, ну можно?

Гай делает вид, будто плачет.

— Значит, ты не хочешь побыть со мной?

Брайони смотрит на него, потом на меня. Видно, что она разрывается между старой подругой и новым приятелем.

— Давай сделаем так: ты немного побудешь с Гаем, потом пойдешь обедать к Сюзанне, — предлагаю я. — Сможешь поиграть у нее до вечера и вернешься переодеться к празднику. Договорились?

— Хорошо, — отвечает она.

— Тогда беги, скажи Сюзанне, что придешь попозже, и возвращайся, — говорю я. — Потом погуляешь с Гаем, покажешь ему собак и сады. Так что по дороге захвати собак, ладно?

— Буду очень рад, — говорит Гай. Я тоже: пока они гуляют, я успею позвонить в Дом Тантала и попрошу Вилли следовать за ними и подслушать беседу. Я быстро звоню по телефону, возвращаюсь на веранду и наливаю себе стакан сока.

— Удивительный ребенок, — говорит Гай.

— Что верно, то верно, — отвечаю я.

— Можно спросить кое о чем?

— Конечно.

— Где вы служили во время войны?

— Откуда вы знаете, что я служил?

— Инстинкт солдата.

— Понятно. — Я вздыхаю. — В Италии. Близ Лукки. Но я не служил, — отвечаю я. — Мы с братом ушли в партизаны. Бредовые идеи о героизме и величии. А вы?

— В Индии. На Цейлоне. Кровавый кошмар, но в конце концов завязал много полезных знакомств. Там основал свою фирму. Чай. Импорт-экспорт.

— Вот откуда у вас загар. — И тысячи жаждущих женщин. Последние из колониальных жен, еще не успевшие покинуть страну, охотно ныряли к нему под москитную сетку. — Почему вы спрашиваете?

— Просто так, — с легкостью отвечает он. Ну да, как же.

— Хотели бы знать, где я познакомился с Контессой? Долгая история, — осторожно говорю я. — Слишком долгая для теплого утреннего солнышка. — Слишком долгая для тебя, случайный гость. — А одна юная леди не любит ждать.

— Вы совершенно правы, — говорит он. — К тому же это не мое дело. Я больше не стану спрашивать.

— Правильно сделаете.

К счастью, в этот миг из дома выбегает Брайони с Базилико на руках. Мастифы, громко лая, ковыляют за ней. Вся компания удаляется. Глядя им вслед, я слышу, как Гай спрашивает Брайони, не хочет ли она послушать веселую песенку. Девочка опускает Базилико на землю, берет Гая за руку, и он начинает петь:

Талли-хо, талли-хо, буфф, квак-квак,

Рыбы, цыплята и старый флаг.

Сказку расскажешь — вернусь просто так.

Талли-хо, талли-хо, буфф, квак-квак.

— Хорошая песенка, — хихикает Брайони. — Я тоже знаю одну. Про шпионов. Хотите послушать?

— О, про шпионов? Обожаю! Научишь меня?

— Да, да, научу, научу! — радуется Брайони и начинает петь:

Шпионы, шпионы, шпионы, шпионы, шпионы, шпионы,

Тонны и тонны и тонны и тонны шпионов, шпионов, шпионов.

И ничего не сказать,

И ничего не взять,

Потому что вокруг опять и опять

Тонны и тонны и тонны шпионов, шпионов, шпионов,

Тонны и тонны шпионов.

Допев, она крутится на месте, падает и смеется.

— А еще ее можно петь про вагоны и про батоны, — сообщает она Гаю.

— Понятно, — отвечает он. — Только мне больше нравится про шпионов. Кто тебя научил этой песенке?

— Томазино. Он был шпионом. И дядя Джек тоже был. И Маттео. Это брат Томазино, близнец. Но он сюда не переехал, потому что женился на Аннабет, потому что ему было очень одиноко.

— Разве Томазино рассказывал тебе, что он был шпионом?

— Нет, не рассказывал, но я и так знаю. Был, когда не был таким толстым, — заговорщическим тоном сообщает она. — Я всегда вижу, когда он врет. У него мизинец начинает подергиваться.

И где это дитя успело нахвататься таких дурных привычек?

— Вот так? — Гай сгибает мизинец и начинает им крутить. Брайони покатывается со смеху. — А кто такой дядя Джек? — спрашивает Гай. — Он тебе в самом деле дядя?

— He-а. Он работает на маму, на Томазино и на Маттео. Он живет в Нью-Йорке, там, где раньше жили мы, в нашем старом доме. С ним остались собачки, чтобы ему не было одиноко.

Что-то слишком часто в этом разговоре заходит речь об одиночестве, вы не находите? Не думайте, что Гай ничего не заметил.

— Это были твои собачки?

— Нет, домашние. Мама говорит, они должны остаться в доме.

— Хочешь, угадаю, как их зовут? — говорит Гай.

— Спорим, не угадаете!

— Гм. Дай-ка подумать. Мисси, Принц и Леди.

— Нет, глупый, это же скучные имена! — смеется Брайони. — Скучные, скучные-прескучные!

— Твоя правда. У меня однажды был пес, его звали Реймонд. Имя очень скучное, но сам пес был страшно веселым. Он был маленький терьер и обожал лаять.

— Что с ним стало?

— Он состарился и умер во сне. Он был хороший пес, прожил хорошую собачью жизнь, и теперь он на небесах для собак — гоняет там кроликов и бабочек.

— Ох. — Ее божественное личико испуганно вспыхивает. — Но мои домашние собачки не умерли. Они остались в Нью-Йорке с дядей Джеком, они ждут меня в гости. А здесь у меня новые собачки.

— Вижу, — говорит Гай. — Как зовут этого малыша?

— Базилико, — гордо отвечает девочка. — Это по-итальянски «базилик». Он карликовая длинношерстная такса. А это Кассиопея, Гектор и Мокрый Нос. Они неаполитанские мастифы. Ко мне, ко мне! — зовет она псов, они слушаются, радостно подбегают и лижут ее в лицо. Базилико с громким лаем скачет вокруг. Он едва достает этим псам до щиколотки.

— Держу пари, эти имена ты придумала сама, — говорит Гай. — Самые хорошие собачьи имена. Гораздо лучше, чем Мисси и Принц.

— И Леди. А что такое пари?

— Все равно что «спорим», — отвечает он. — В Нью-Йорке у тебя тоже были неаполитанские мастифы?