— Не-а. — Она качает головой. — Там были ирландские волкодавы.

— Вот оно что. Ты им тоже придумала хорошие имена?

— Да, конечно. Лягушонок, Дромеди и Будильничек.

Гай смеется.

— Догадываюсь, за что получил свое имя Будильничек.

— Глупый, Будильничек — это девочка. И Лягушонок, и Дромеди тоже.

Ирландский волкодав по имени Дромеди. Каждому ясно, что это имя похоже на Андромеду, произнесенную по-детски.

— Ага, понятно, понятно. — Улыбка Гая становится шире, глубокие голубые глаза искрятся удовольствием. Да, это он заподозрил еще вчера, когда разговаривал с Лорой. Ах ты, самодовольный, проницательный негодяй. Он уверен, что близок к разгадке волнующей весь мир тайны знаменитой Белладонны, и все потому, что он — лучший друг человека, который завел интрижку с женщиной, которая некогда дружила с жизнерадостной итальянкой по имени Беатриче. И все выкрутасы и повороты этой саги привели его к совершенно невинной беседе с хорошенькой малышкой, чьи собаки весело бегают по плантации в Кинг-Генри, штат Виргиния.

Все наши построения, расчеты, тщательные приготовления разбиваются о безобидную болтовню про гланды, собак и шпионов. У Гая в голове засела мысль о том, что Дромеди — это на самом деле Андромеда. Проклятье. Я был прав: за этим Гаем — глаз да глаз. Из него вышел бы хороший шпион. Теперь я уверен: его военные подвиги в Индии и на Цейлоне не сводились к поиску подходящего места для чайных плантаций. Он слишком похож на Леандро и Джека, такой же тихий и настойчивый. И слишком похож на меня: с обаятельным нахальством сует повсюду свой нос, пока не получит нужных ответов.

И слишком похож на Белладонну. Такой же хитрый и терпеливый.

Мне еще сильнее захотелось, чтобы здесь очутился Джек, чтобы было кому излить душу, у кого спросить совета. Нет, к нему обращаться нельзя: было бы жестоко рассказывать Джеку мои подозрения о мужчине, который проявляет интерес к Белладонне. И по телефону такой разговор не проведешь. Но будь Джек здесь, он знал бы, что делать, как справиться с Гаем. Мы можем доверять Джеку, такому честному и прямодушному. Он никогда не пытался шпионить за нами в открытую, хотя ему не меньше, чем Гаю, хотелось знать о Белладонне все.

Эти мужчины, одинаково одержимые и полные ненасытного любопытства по отношению к одной и той же женщине, они так похожи и в то же время совсем разные. Что же делает их такими? В чем сходство между ними, в чем различие? Гай, исполненный безоглядной жажды жизни, скорее всего, стал бы действовать напролом, силой добился бы желаемого, а осмотрительный Джек подавил бы в себе такие порывы. Вот почему Белладонна так доверяет Джеку. Она знает — он никогда не перешагнет черту, за которую уже давно вломился Гай.

Но меня волнует другое. Она интересуется Гаем; никогда с тех пор, как я с ней познакомился, она не проявляла такого интереса ни к одному мужчине. И дело не только в том, что он, впервые увидев Брайони, вдруг стал сам не свой.

И ничего не сказать,

Потому что вокруг опять и опять

Тонны и тонны и тонны шпионов, шпионов, шпионов.

За столь короткое время Гай успел выяснить так много. Он наверняка уверен, что эта информация бесценна и он может позволить себе выжидать с непроницаемым видом. А потом назовет цену.

Интересно, что он намеревается делать дальше. Лично я знаю только, чего я делать категорически не собираюсь.

Я не собираюсь ничего рассказывать Белладонне.

* * *

Я верчусь перед зеркалом и любуюсь покроем моего снежно-белого смокинга, сшитого к завтрашнему празднику, как вдруг звонит телефон. Вилли сообщает мне, что это Притч. Великолепно. Может быть, у него хорошие новости. Долгожданная смерть приятно скрасит завтрашний вечер.

— Преставился наконец, — довольным голосом заявляет Притч.

— Мое сердце разрывается, — откликаюсь я, с трудом сдерживая радость. Наконец-то хоть один из них отдал концы. Сколько еще осталось? Я прошу Вилли, чтобы он сказал Контессе снять трубку. — Прах во прах вернется, пепел к пеплу. Собаке — собачья смерть. Каковы дальнейшие шаги?

— Отпевание состоится через три дня в церкви святого Мартина. А тем временем запустим в дом первую команду уборщиков. Продезинфицировать комнату, где лежал больной. Надеюсь, вы меня понимаете. — Конечно же, я понимаю. — Вторая команда вступит в действие во время отпевания.

— Притч, это уж слишком, — смеюсь я. — Даже у меня не хватило бы наглости обшаривать вещи человека прямо во время его похорон.

— А где найдешь время лучше? — спрашивает Притч. Я будто воочию вижу, как он пожимает плечами. Вот порадуется наш преданный Притч, изучая бумаги, банковские счета, дневники. Письма к друзьям, которые сэр Патти не успел сжечь перед роковой поездкой в Америку. А с чего ему должно было прийти в голову, что бумаги нужно сжечь? — На похоронах будет присутствовать только узкий круг самых близких, в том числе, конечно, я.

— Конечно.

— В скором времени сообщу самые свежие новости.

— Здравствуйте, Гаррис, — говорит Белладонна. Только сейчас я понял, что она слышала почти весь разговор. А я и не заметил, как она подняла трубку.

— Здравствуйте, — говорит он. — Рад слышать ваш голос.

— Рада слышать вашу новость, — отвечает она.

— Да, мадам. Чем еще могу быть полезен?

— Позвоните мне, как только опознаете всех, кто придет на похороны.

— Обязательно. Я уже пустил в действие дополнительные силы.

— Благодарю вас, — говорит она. — Весьма признательна.

— Рад служить, — отвечает он и вешает трубку.

Вот мы и еще ближе к цели. Но сейчас нам пора готовиться к празднику. Вскоре дом наполнится шумными незнакомцами, которые будут с жадностью прихлебывать мятный джулеп и хватать грязными лапами наши прелестные безделушки. Я знаю, Белладонна с ужасом ждет этого вечера. Она уже сказала мне, что не пойдет на барбекью в честь крещения Эзры и Изекиля. Так я и думал. Ей слишком тяжело видеть близнецов. Брайони уже сократила их имена: Из и Зик; она спрашивает маму, нельзя ли ей заиметь собственного братика. Белладонна только улыбнулась и сказала, что подумает.

Сегодня в нашем доме не будет места мыслям о младенцах. Белладонна не наденет маски: она и так скрыла свое лицо. Ее нервы напряжены, как стальные канаты.

Как стальной капкан, готовый захлопнуться.

Богатые ничего не смыслят в деньгах.

К такому выводу я прихожу благоуханным июньским вечером, когда гости начинают прибывать на долгожданный праздник, которым закончатся все праздники в Ла Каза делла Фениче.

Они неправильно произносят название — Фениция. Рифмуется с Венецией. Если бы хоть кто-нибудь из них съездил в Венецию, он бы наверняка заметил там знаменитый оперный театр Ла Фениче. Но не обращайте внимания. Я просто придираюсь. Ну какая нелегкая понесет их в Венецию смотреть незнамо на что, если дома, в Кинг-Генри, они могут увидеть все самые красивые зрелища мира?