В руке у него пластиковая бутыль. Тоже знакомая. Из нее пили спирт на моих поминках. Не весь выпили. Хватит, чтобы залить глаза. Глаза Жужи. Садисты из Менгеле платят лишь за свежие образцы.

Пауза.

Стоим друг против друга. Дистанция – метра три.

Больше никого, все куда-то делись.

Прикидываю шансы. Они в мою пользу. Дотянемся до оружия одновременно. Питер Пэн получит три-четыре пули. И вскоре увидит птиц. Гнида Леденец получит спору. И будет подыхать мучительно и долго. Очень долго, куда дольше, чем Жужа.

Надо что-то сказать напоследок. Красивое и патетическое.

Не сумел… Выдавил лишь:

– З-зачем?

А Леденец велеречив… Дурак.

– Затем, что я человек! И здесь были люди! А ты ошибся адресом! Твое место там, с той сто…

Чпок!

Нет, это ты ошибся. Когда махнул назад ладонью. При слове «там». Спора бьет безболезненно. Но парализует за доли секунды. Ты их просрал, эти доли…

Смотрю, что происходит с Леденцом. Мне это нравится.

Он лежит. Кожа на шее натягивается. Лопается, но крови нет. Появляется отросток, быстро растет. Изгибается, вновь уходит под кожу. Внутри их гораздо больше.

Близко к голове угодил. Жаль. Быстро отмучается.

Скажи что-нибудь. Патетическое. Скоро не сможешь.

Леденец груб. И патетике чужд. Произносит лишь:

– Мудак ты, Питер Пе…

Не договаривает. Замолкает, отростки пробили гортань.

Оплываю на асфальт. Закрываю глаза. Не знаю, что увижу, когда открою вновь. Разноцветных сияющих птиц? Или штатив с капельницей?

Вот так, весь в сомнениях, Питер Пэн проваливается в черное Ничто.

Санкт-Петербург, Новая Голландия

Декабрь 2016