Бегу я торопливо, но все же не опрометью. Дергаю все попадающиеся на пути двери. За незапертые заглядываю, за выбитые витрины – тоже. Близняшки могли укрыться внутри…

В здании тумана нет, что облегчает поиски. Хотя и уличного света туда почти не попадает. Однако мне не нужно подсвечивать дальние углы фонарем: многолетний слой пыли – лучшая контрольно-следовая полоса, все понятно с первого взгляда.

С каждой аркой галереи, с каждым осмотренным помещением надежда тает. Я уже миновал место, против которого видел близняшек. Все же продолжаю поиски, Мариша и Аня могли отступить по галерее подальше от эпицентра боя…

А звуки боя, кстати сказать, постепенно стихают. Подозреваю, что от банальной нехватки боеприпасов. Сталкеры (и наши, и мародеры, и вообще любые люди, вынужденные тащить на своем горбу и снаряжение, и провиант, и боеприпасы) никогда такое голливудское пирошоу не устроили бы. Они стреляют экономно, скупыми очередями по два-три выстрела, зная: если закончатся патроны, то взять их неоткуда, а часто вместе с патронами заканчивается и жизнь…

Бабуиново же воинство научили совсем другим вещам: не жалея боеприпасов, создать подавляющее огневое превосходство над противником. А как возобновить растраченный боезапас – о том пусть у тыловиков голова болит.

У тех-то, может, и болит, да далеко тыловики, за Периметром. И стрельба постепенно смолкает. Мелкокалиберные стрелковые модули УОКов еще взвывают довольно активно, у них пульки и патрончики крохотные, и магазины соответственно куда как емкие… А восемнадцатимиллиметровки (одна из них чуть не угробила меня мини-фугасом) и подствольники проявляют себя все реже… Вот так-то, здесь вам не там.

Лена (если она вообще жива и активна), возможно, испытывает схожие проблемы, хотя «боеприпасы» у нее совсем иной природы. Туман на глазах редеет, фасады домов на противоположной стороне Садовой пока еще не проступают сквозь пелену, но если процесс продолжится теми же темпами, очень скоро я их увижу.

Поредевший туман подкидывает идею: опробовать УЗ-связь, до того и пытаться не стоило.

Идею реализую на ходу, не останавливаясь, не прекращая поиски. На общем канале – одни лишь помехи, и, сдается мне, искусственной природы. Логично, раз уж Бабуин даже матюгальник с собою приволок, мог и постановщиком помех запастись.

Проверяю личные каналы. Леденец – лишь помехи. Андрей, Лена – помехи. Отец – помехи… И – о, чудо! – пробивающийся сквозь них папин голос, время от времени повторяющий мое имя.

Откликаюсь, завязывается беседа. Слышно с пятого на десятое, часто приходится переспрашивать, но первая же фраза заставляет застыть на месте: Лена – предательница, ударила по своим. Нет, не зомбирована, что, Максим Панов зомбяков не видел? Вполне осознанно, по своей воле, ударила в спину.

Ничего не понимаю… Вообще ничего. Взять под контроль Лену, засрать ей мозги – такое от Плаща ожидать можно. Но перевербовать ее, обратить в свою веру? Как, когда? Она еще ночью на куски его рвать готова была, ломтями резать – за сестру и за все прочее… Так чем же он купил?

Мне кажется, что я знаю ответ… Вернее, знает мое подсознание, но делиться информацией не желает… Анализировать смутное чувство времени нет, я требую подробностей от отца.

Он подробности сообщать не спешит. Напротив, сам желает немедленно узнать, что и как с его любимыми внучками.

Быстро информирую: они не у меня и не у Плаща, затерялись в тумане, и я их ищу, Жужа, возможно, с ними, – и возвращаюсь к Лене: впереди полная неизвестность, надо же хотя бы понять, что творится в тылу.

Отцу на Лену плевать, старый хрыч требует других подробностей, о своих ненаглядных: как и почему так с ними получилось…

Мы препираемся, а качество связи ухудшается и ухудшается. Сообразив, что сейчас вообще никто ничего не узнает, быстренько приходим к компромиссу. Увы, поздно…

В результате моя копилка знаний о мире пополнилась вот чем: Горгона пострадала, выведена из игры (Леной?), но что именно с ней стряслось, неясно. У отца тоже какие-то проблемы (ни причин их, ни сути я не разобрал). Что происходит с Леденцом и Андреем, отец понятия не имеет (разумеется, этот пассаж я расслышал лучше всего, информация-то в нем нулевая). Пройдясь по нашим тылам, Лена сейчас плотно схлестнулась с гвардейцами Бабуина (и не туманом воюет, чем-то иным), и кто-то кому-то в этой схватке нехило надрал задницу, а кто кому – мне не понять. Наконец, «братишек» – то есть «попрыгунчиков» «Джека» и «Джона» – папа с… (тут связь умерла окончательно).

Съел он их? Сберег? Спрятал? Сдал Бабуину на ответственное хранение?

Поговорили, называется…

* * *

В бесплодных поисках я преодолел значительную часть фасада Апраксина двора – и оказался перед дилеммой. Перед развилкой. Здесь в галерее разрыв, справа открывается проезд, ведущий внутрь, на территорию торгового комплекса, давно ничем не торгующего…

Это уже второй проезд, но первый я проскочил, не обратив внимания, – там уцелели огромные металлические ворота, запертые. И здесь такие имелись, но гостеприимно распахнутые: заходите, маленькие девочки! И ты, Питер Пэн, заходи, не стесняйся.

В общем-то, если Маришка и Аня действительно здесь шли, отступали от свистящей над Садовой смертью, свернуть в проезд им было бы заманчиво: внутри тихо, не стреляют, и тумана нет, зато есть где спрятаться (забудем на минутку обо всех их способностях, нет таковых, есть просто напуганные девочки: могли бы и хотели что-то применить, давно бы применили).

Беда в другом: мне их, там спрятавшихся, не отыскать, по крайней мере за разумный срок…

Сказав в свое время Плащу, что Апрашка – целый квартал, я поскромничал. Это кварталище, всем кварталам квартал, тянущийся отсюда до Фонтанки. Настоящий город в городе, и я не утрирую: в нем почти полтора десятка гектаров, многие города, почитавшиеся в средневековье крупными, имели меньшую площадь… Там, внутри Апрашки, свои кварталы, образованные линиями и проездами, то есть бывшими торговыми рядами…

И я застываю в коротком раздумье. Обшарить весь этот бывший торговый муравейник – полдня, не меньше. А если девчонок там нет? Заманчиво туда свернуть, да вот не свернули почему-то, пошли дальше… Идти дальше и мне, обшаривая галерею? А если все-таки свернули? И притаились совсем рядом?

Ломать тут голову можно бесконечно, но я не ломаю. Решаю: сунусь в проезд, но недалеко, позову их во всю мощь легких, если никто не отзовется, в глубь этого лабиринта не полезу…

Решено – сделано.

Ответ звучит мгновенно:

– Шагай сюда, Петр, в левый проезд! – зовет меня Плащ. – Здесь чисто, нет ловушек, иди смело!

Ну конечно…

* * *

Наконец-то мы стоим лицом к лицу… Десять лет не виделись, и век бы не видеться, но сейчас я даже рад его увидеть…

Я. Рад. Увидеть. Плаща. Солнце завтра взойдет на западе…

Но рад… Если он еще хотя бы частично контролирует происходящее, попробуем договориться. Если нет, если близняшки не с ним – посмотрим, смогут ли все его умения спасти от пули, выпущенной в упор.