Ни звука, ни движения. Полная луна светила прямо в окно, делая картину еще более ужасающей. Рафаэль подошла к креслу, осторожно коснулась обнаженного предплечья сидевшей. Тело дернулось в последней конвульсии. Обмякло. Эль начала поспешно стаскивать шлем. Густые рыжие волосы рассыпались под ее руками. Узенькая струйка крови из прокушенного в короткой агонии языка сбегала по подбородку, глаза неподвижно уставились в одну точку. Кто смотрел ими в свой последний миг? Пришелец из чужого мира или все же… Дали?

Огромный соленый комок подкатил к горлу. Эль провела ладонью по векам умершей, заставив их опуститься. Теперь, когда дверь в другой мир захлопнулась навсегда, когда реальность того мира перестала быть очевидной, сможет ли она верить, что поступила правильно? Хватит сил помнить о содеянном и не сойти сума?

…Трель звонка посреди ночной тишины оглушила. Сердце, екнув, оборвалось в груди. Трубами Судного Дня показался на миг этот звук Эль тут же опомнилась, стряхнула оцепенение ужаса. Почему бы ему и не звенеть? На батарейках ведь. Наверное, соседи. Пошаркала в темноте по коридору, отворила.

Человека, звонившего в дверь, она ожидала увидеть не больше, чем архангела Гавриила.

— Привет.

Рембрандт стоял перед ней собственной персоной. В черных вельветовых джинсах, мягких туфлях, бело-голубой рубашке. Выглядел он слегка помятым, уставшим, да и щетинка пробивалась на щеках. Прямо из аэропорта примчался, что ли?

— Привет.

Рэм тоже не ожидал, что дверь откроет не хозяйка квартиры. Окинул взглядом с головы до ног явно по-домашнему — в халатике и тапочках — одетую женщину. Пояснил:

— Извини, что разбудил. Дали спит?

Эль помедлила. Затем покачала головой.

— Она… ушла.

. — Ушла? Куда? Вернется скоро?

Соленый комок опять перехватил горло. Эль едва выдавила:

— Она не вернется. Никогда.

Неизвестно, как расценил эту фразу Рембрандт. Постоял, рассматривая носки туфель. Передернул плечами.

— Ну, если так… Ладно. Передай ей, когда увидишь.

Я не прав был. Не имел права на ее жестокость отвечать тем же. И прошу прощения.

— Ты… За этим вернулся?

— Нет, конечно… Да. Понимаешь, все как-то неправильно получилось. Ведь в каждом человеке можно найти и хорошее, и плохое. Если мы не научимся прощать ошибки, не будем помогать друг другу их исправлять, то… — Голос его дрогнул. — Хорошего в нас и не останется. Уверен, Дарина простила бы Ли. Так имею ли я право судить?

Он поднял голову, вопросительно взглянул на Рафаэль. Та кивнула машинально. И подумала: поздно! Если бы Рембрандт не сбежал, если бы поверил, помог, страшной сегодняшней ночи и не было бы…

Да, наверное. Только не под силу нам вернуться к уже прожитому, сделать иной выбор, совершить другие поступки. Не Мастера мы в собственном мире. Крохотные его крупинки. Не знающие своего будущего. Не способные изменить прошлое. Потому ответственные только за настоящее.

Лестничная площадка была ярко освещена, но Рэм лишь сейчас заметил мокрые дорожки на щеках Рафаэль. Удивился:

— Ты чего ревешь? Случилось что-то?

Эль отрицательно качнула головой:

— Нет… Все хорошо… Уже.

Комок в горле лопнул. Более не сдерживая рыдания, уткнулась лицом в бело-голубую полосатую рубашку…

Баллада о Лунном Звере

Лунный Зверь спрыгнул на каменные плиты смотровой площадки. На фоне белоснежных зубцов башни он выглядел не просто черным — иссиня-черным. И в то же время он не был кляксой мрака. Он будто светился изнутри. Серебристые волны пробегали по шерсти при каждом движении перекатывающихся под шкурой мускулов.

Дарина широко распахнула глаза, приоткрыла рот от изумления. Замерла. Боялась моргнуть, даже вздохнуть, чтоб не спугнуть ненароком виденье.

Зверь сделал шаг, дружелюбно взмахнул хвостом. Опомнившись, девочка заморгала быстро-быстро. Даже ущипнула себя за локоть. Виденье не исчезало. Лунный Зверь стоял перед ней. В точности такой, каким она увидела его когда-то в детстве, проснувшись среди ночи и выглянув в окно. Светила полная луна, и Зверь бежал по ее лучу, спешил по каким-то своим волшебным делам… Возможно, то был обычный сон. Кто знает?

Зверь сделал еще шаг, и тогда Дарина пошла ему навстречу. Зверь был огромным, но размеры его не казались ужасающими. Девочка осторожно провела пальцами по шерсти на щеке, потянулась, чтобы почесать за ухом. Зверю стало щекотно, и круглое ухо дернулось — совсем по-кошачьи. Зверь был настоящий! Живой! Сильный, смелый и добрый.

Дарина потерлась щекой о мягкую шкурку. Зашептала громко:

— Ли, спасибо огромное! Я знаю, ты слышишь меня сейчас… Ты — мой самый лучший друг. Спасибо!

Дали улыбнулась едва заметно. Подарок понравился, значит, она все сделала правильно, не нужно ни о чем жалеть. История Мастеров закончилась. Теперь у нее была другая судьба. Беречь и защищать эту девочку. Хрупкую, ранимую и всесильную одновременно. Хозяйку этого мира.

Зверь подогнул передние лапы, припал к плитам площадки, словно приглашал. Дарина это движение поняла сразу же. Одним взмахом взлетела на холку. Прижалась к загривку, зашептала в большое круглое ухо:

— Ну что, мой Лунный Зверь, принимаемся за работу? Говорят, в нашем мире зло становится сильнее добра. Так не должно быть.

Зверь пружинисто оттолкнулся всеми четырьмя лапами от площадки, взмыл в воздух. Он взлетел, словно огромная серебристо-черная птица. Взлетел над зубцами башни, над колышущимися в утреннем бризе кронами деревьев, над ослепительно белыми скалами, над тающей паутинкой облаков.

Они неслись сквозь лазоревую бесконечность, а где-то далеко внизу им навстречу разворачивался мир. Их мир, мир Дарины и Лунного Зверя. Огромный. Живой. Настоящий.

Макеевка, 2008