Валландер проснулся внезапно, как от толчка.

Он открыл глаза и продолжал лежать не двигаясь. Комнату освещал тусклый серый свет летней ночи. По квартире кто-то ходил. Валландер бросил взгляд на часы, стоявшие рядом на ночном столике. Стрелки показывали четверть третьего. На мгновение Валландер испугался. Он знал, что Линда не могла ходить по квартире в такое время. Она ложилась вечером и никогда не просыпалась до самого утра. Валландер затаил дыхание и прислушался. Шаги были очень тихими.

Ходили босиком.

Он осторожно встал. Огляделся в поисках подходящего предмета для самообороны. Табельное оружие осталось на работе, в запертом ящике стола. Из всего, что было в спальне, наиболее подходящей оказалась облезлая спинка стула. Валландер осторожно снял ее и снова прислушался. Похоже, шаги доносились из кухни. Он не стал надевать халат, чтобы не стеснять свободу движений. Вышел из спальни, бросил взгляд в сторону столовой. Потом — Линдиной комнаты. Дверь в ее комнату была закрыта. Линда спала. Теперь он испугался по-настоящему. В кухне действительно кто-то ходил. Валландер застыл в дверях столовой, прислушиваясь. Выходит, Экхольм был прав. Следовало приготовиться к встрече с очень сильным противником. На деревянную спинку, которую Валландер сжимал в руке, надеяться не приходилось. Он вспомнил, что в спальне, в одном из ящиков книжного шкафа, пылится пара допотопных кастетов. Идиотский приз, выигранный в полицейской лотерее. Валландер решил, что кулаки послужат ему лучшей защитой, чем спинка стула. Из кухни по-прежнему доносился шорох босых ног. Он осторожно прошел по паркетному полу и выдвинул ящик. Кастеты лежали под копией налоговой декларации. Валландер надел их на костяшки правой руки. В то же мгновение заметил, что шорох в кухне стих. Он резко повернулся и вскинул руки.

В дверях стояла Линда и смотрела на него с удивлением и испугом. Он смотрел на нее.

— Что ты делаешь? Что у тебя на руке?

— Я думал, кто-то забрался в квартиру, — сказал Валландер, снимая кастеты.

Линда видела, что отец потрясен.

— Мне просто не спалось, — сказала она.

— Разве вечером дверь в твою комнату не была открыта?

— Наверно, я ее и закрыла. Мне захотелось пить. Наверно, я боялась, что дверь захлопнет сквозняком.

— Ты же никогда не просыпаешься ночью.

— Это я раньше не просыпалась. А теперь бывает, что и не спится. Лезет в голову всякая всячина.

Валландер подумал, что человек в его положении должен чувствовать себя глупо. Но он испытал только облегчение. Он испугался, потому что решил, что сбываются предсказания Экхольма. Оказывается, он отнесся к ним гораздо серьезнее, чем сам сознавал. Валландер опустился на диван. Линда по-прежнему стояла в дверях и смотрела на отца.

— Меня всегда удивляло, как ты можешь так хорошо спать, — сказала она. — Как подумаю, чего тебе только не приходится видеть!

— Ко всему привыкаешь, — ответил Валландер, отлично понимая, что это неправда.

Она тоже села на диван.

— Я листала вечернюю газету, пока Кайса покупала сигареты в киоске, — продолжала она. — Наткнулась на большую статью об убийстве в Хельсингборге. Не понимаю, как ты все это выдерживаешь.

— Газеты вечно преувеличивают.

— Если чью-то голову запекли в духовке, что здесь еще можно преувеличить?

Валландер постарался уйти от этого разговора — может быть, жалея ее, а может, и себя самого.

— Это дело судмедэкспертов, — сказал он. — Я только осматриваю место преступления и пытаюсь восстановить ход событий.

Линда устало покачала головой.

— Ты никогда не умел мне врать. Маму ты еще мог обмануть, но меня — никогда.

— Разве я хоть раз сказал Моне неправду?

— Ты никогда не говорил ей, как сильно ты ее любишь. А молчание в некоторых случаях может быть приравнено к лжесвидетельству.

Валландер недоуменно смотрел на дочь. Он никак не ожидал, что Линда владеет такой лексикой.

— Когда я была маленькой, то читала тайком все бумаги, которые ты приносил с работы. А иногда, если ты занимался чем-то особенно увлекательным, даже звала друзей. Мы сидели в моей комнате и читали выписки из свидетельских показаний. Тогда я и научилась многим словам.

— Я даже понятия об этом не имел.

— А это и не предполагалось. Скажи лучше, кого ты думал обнаружить в нашей квартире.

Разговор сделал крутой вираж. Валландер сразу решил, что расскажет дочери хотя бы часть правды. Он стал объяснять, что известны случаи — очень редкие — когда полицейские, занимающие такую должность, как у него, и к тому же часто мелькающие на страницах газет и на экране, попадали в поле зрения преступников, приковывали к себе их внимание. Точнее, возбуждали интерес. В общем-то, вполне естественное явление, и волноваться тут не о чем. Сложность лишь в том, что никогда не знаешь, где естественный интерес переходит в неестественный. Поэтому разумнее признать существование такого внимания и разобраться, почему преступник выбрал именно тебя. Но в любом случае, до беспокойства здесь еще далеко.

Линда не обманулась ни на минуту.

— Знаешь, в этой комнате я не увидела никого, кто бы «отдавал себе отчет» и собирался в чем-то разбираться — это с кастетом-то на руке! Я увидела только папу, который работает в полиции. И который чем-то напуган.

— Может быть, мне приснился кошмар? — неуверенно сказал он. — Лучше расскажи, почему тебе не спалось.

— Я все думаю, что́ из меня получится, — ответила Линда.

— Ваш спектакль был просто замечательным.

— Но нам бы хотелось еще замечательнее.

— Что ж, у тебя есть время, чтобы испытать свои силы.

— А вдруг я захочу заниматься чем-то совсем другим?

— Чем, например?

— Вот в том-то все и дело. Об этом я и думаю, когда просыпаюсь. Лежу с открытыми глазами и думаю о том, что так до сих пор и не решила, чем я хочу заниматься.

— Но ты всегда можешь разбудить меня, — сказал Валландер. — Я полицейский, и уж если чему-нибудь научился в жизни, так это слушать. Вот только, боюсь, ответа тебе лучше поискать у других.

Она положила голову ему на плечо.

— Я знаю, — вздохнула она. — Ты хорошо слушаешь. Гораздо лучше, чем мама. Но ответ должна дать я сама.

Они еще долго сидели на диване и разошлись в четыре часа, когда уже совсем рассвело. Засыпая, Валландер вспоминал слова Линды, которые его очень обрадовали. Слова о том, что он слушает гораздо лучше, чем Мона.

В другое время он обрадовался бы этому комплименту еще больше. Но не сейчас. Сейчас у него есть Байба.

Валландер встал, когда на часах еще не было семи. Линда спала. Перед выходом он наспех выпил чашку кофе. Погода по-прежнему радовала, но ветер усилился. В управлении Валландер сразу столкнулся с Мартинсоном, который, заметно волнуясь, стал жаловаться на проклятое расследование. Свалилось, как снег на голову. Теперь и с отпусками — полная неразбериха: у многих отдых откладывается на неопределенный срок.