Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, — признался Тень.
— Меньше двух десятков, — сказала она. — У нас в городе, считая окрестности, проживает более пяти тысяч человек. Пусть мы и не богаты, зато у всех есть работа. Не то что в шахтерских городках на северо-востоке — большинство из них просто вымерло. Животноводческие городки пострадали из-за снижения цен на молоко и низкой стоимости свинины. Знаете, отчего фермеры на Среднем Западе чаще всего отправляются на тот свет, если только не умирают своей смертью?
— Кончают жизнь самоубийством? — рискнул предположить Тень.
Женщина огорчилась.
— Вот именно! Накладывают на себя руки. — Она покачала головой и продолжила: — В округе полным-полно городов, которые только и живут за счет охотников и отдыхающих: отдали денежки — теперь езжайте домой со своими охотничьими трофеями да мошкариными укусами. А еще есть поселки компаний, так там вообще все в ажуре, пока Уол-март не перенесет свою оптовую базу в другое место, или пока 3М[82]не приостановит выпуск коробок для CD, или ни с того ни с сего куча народу не сможет платить по ипотеке. Простите, забыла, как вас зовут?
— Айнсель, — сказал Тень. — Майк Айнсель.
Он пил пиво местного производства, сваренное на родниковой воде. Отличное пиво.
— А я Колли Кнопф, — сказала женщина, — сестра Долли. — Лицо у нее до сих пор было красное от мороза. — То есть я хочу сказать, что Лейксайду повезло. У нас здесь всего понемножку: сельское хозяйство, легкая промышленность, туризм, ремесла. Школы замечательные.
Тень смотрел на нее с недоумением. В ее словах сквозила какая-то пустота. Будто он слушал коммивояжера, который знает свое дело и верит в доброкачественность своего товара, но при этом больше всего на свете хочет всучить тебе сразу все свои щетки или полный комплект энциклопедий. Судя по всему, мысль эта довольно явственно отразилась у него на лице.
— Простите, — сказала она. — Просто когда что-то любишь, хочется все время об этом говорить. Чем вы занимаетесь, мистер Айнсель?
— Мой дядя торгует антиквариатом по всей стране. А я таскаю большие и тяжелые вещи. Работа хорошая, но непостоянная.
Черная кошка, талисман бара, крутилась у Тени под ногами и терлась мордочкой о ботинок. Наконец она запрыгнула на скамейку, улеглась у него под боком и заснула.
— По крайней мере у вас есть возможность путешествовать, — сказал Броган. — А еще чем-нибудь занимаетесь?
— У вас найдется восемь четвертаков? — спросил Тень.
Броган порылся в карманах. Нашел пять четвертаков и толкнул через стол Тени. Колли Кнопф добавила оставшиеся три.
Тень выложил монеты на стол в два ряда по четыре штуки. Потом, едва шевельнув рукой, «провалил» монеты сквозь стол: будто бы половина монет упала сквозь деревянную столешницу из левой руки в правую.
Потом он зажал все восемь монет в правой руке, в левую взял пустой стакан, накрыл стакан салфеткой и сделал так, что монеты одна за другой исчезли из правой руки и с отчетливым звяканьем упали на дно накрытого салфеткой стакана. Затем он показал, что в руке ничего нет, и снял салфетку со стакана: монеты лежали внутри.
Он вернул монеты — три Колли, пять Брогану — но потом взял у Брогана обратно один четвертак, подул на него, и четвертак превратился в пенни. Он отдал его Брогану, тот пересчитал свои четвертаки, и к его полному изумлению их снова оказалось пять.
— Да вы прямо Гудини! — восхищенно закудахтал Хинцельманн. — Ничего себе!
— Я дилетант, — поскромничал Тень. — Мне еще много чему нужно учиться. — И все-таки где-то в глубине души у него шевельнулось чувство гордости. Он впервые показывал фокусы взрослой аудитории.
По дороге домой он заехал в продуктовый магазин за упаковкой молока. За кассой сидела знакомая рыжеволосая девушка с заплаканными глазами. Лицо у нее было сплошь усеяно веснушками.
— Я тебя знаю, — сказал Тень. — Ты… — он чуть не выпалил «специалистка по Алка-Зельтцер», но вовремя прикусил язык. — Ты, — сказал он, — подруга Элисон. Из автобуса. Надеюсь, все образуется.
Она шмыгнула носом и кивнула.
— Я тоже.
Она усердно высморкалась в платок и затолкала его обратно в рукав. У нее был значок, на котором было написано: ПРИВЕТ! Я СОФИ! ХОЧЕШЬ СБРОСИТЬ 30 ФУНТОВ ЗА 30 ДНЕЙ, СПРОСИ МЕНЯ, КАК!
— Мы сегодня весь день ее искали. Пока безуспешно.
Она кивнула, и из глаз у нее опять потекли слезы. Она провела упаковкой молока перед сканирующим устройством, сканер пиликнул и выдал стоимость товара. Тень протянул два доллара.
— Уеду я из этого гребаного города, — вдруг раздраженным голосом произнесла она. — Поеду к маме в Ашленд. Элисон нет. Сэнди Ольсен исчез в прошлом году. Джо Минг в позапрошлом. А если в следующем году настанет моя очередь?
— Я думал, Сэнди Ольсена увез отец.
— Конечно, — отрезала девочка. — Увез. А Джо Минг укатил в Калифорнию, а Сара Линдквист пошла погулять и потерялась, и никто больше ее не видел. Мне без разницы. Я хочу в Ашленд.
Она глубоко вздохнула и на секунду задержала дыхание. А потом вдруг ни с того ни с сего улыбнулась. И в ее улыбке не было лицемерия. Просто, решил Тень, ее учили улыбаться, когда она отдает клиенту сдачу. Она пожелала ему удачного дня и переключилась на женщину с тележкой, набитой продуктами. Она доставала их по очереди и сканировала.
А Тень взял молоко, сел в машину и поехал. Мимо заправки и драндулета на льду, через мост и — домой.
ПРИБЫТИЕ В АМЕРИКУ 1778
Жила-была девочка, и однажды дядя ее продал, — писал мистер Ибис своим идеальным каллиграфическим почерком.
Такова суть, остальное — детали.
Некоторые вещи нельзя принимать близко к сердцу, ибо они причиняют слишком много боли. Смотрите, вот живет хороший человек, хороший и в своих собственных глазах, и в глазах своих друзей: он честен и предан жене, он обожает своих детишек и окружает их вниманием, он заботится о своей стране, старательно выполняет свою работу, старается как только может. И он же, по доброте душевной и со знанием дела, истребляет евреев: ему нравится музыкальное сопровождение, тихое и спокойное, под которое проходит очередная акция; он настоятельно советует им не забывать свои идентификационные номера, когда люди заходят в душ, многие, объясняет он им, забывают свои номера, а когда выходят из душа, надевают чужую одежду. Это успокаивает евреев. После душа, убеждают они себя, будет жизнь. Хороший человек присматривает за тем, как бригада относит тела в печи; если он и бывает чем-то недоволен, то только тем, что позволяет себе расчувствоваться, когда паразитов травят газом. Он уверен, что если бы он был по-настоящему хорошим человеком, он бы только радовался оттого, что земля очищается от скверны.